— Прошу простить меня, господа, мне нужно откланяться по важному делу, — произнес Лэмб, дергая головой в знак прощания. — Смею надеяться, по возвращении я застану сестру в добром здравии с дитем в колыбели. — И он зашагал по коридору.
Айфорд фыркнул, поглядев ему вслед:
— Такой же безумец, как и сестра. Дернул же меня черт связаться с этой семейкой! — А потом перевел взгляд на Шермана: — Так кто ты такой, любовник Аделии? — осведомился с презрением. — Она, я так понимаю, не побрезговала слугой. — И замолк вдруг, утратив разом все краски и выпучив большие глаза. Узнавание настигло его… — Коллум Шерман… Не может быть. Нет… — Он на шаг отступил и тряхнул головой, как бы разгоняя туман. — Нет, Шерманы оба мертвы.
— Вы уверены? — Коллум расправил плечи и спокойно глядел на собеседника.
Даже в простой, явно с чужого плеча одежде он выглядел так, что Айфорд ни на секунду не усомнился, кто перед ним: не просто слуга — человек, привыкший повелевать.
— Как? — выдохнул он. — Как такое возможно? — Кадык его дернулся. — Как ты мог остаться в живых? Те, что искали тебя, вернулись ни с чем: сказали, нашли кровь в лесу… обрывки одежды. Все знают: тебя съели волки.
— Они ошиблись. Так же, как и убийцы…
— Убийцы? Те разбойники, что напали на вас? — И возмущаясь: — Шериф слишком мягок с бездомными проходимцами, что заполонили дороги. Их нужно вешать на придорожных деревьях, как груши!
И Коллум сказал:
— Боюсь, не они убили отца.
— Кто же тогда?
Их взгляды пересеклись, тревожная тишина повисла саваном.
— Вы мне скажите, — произнес Коллум. — Вам должно быть виднее, кто, желая отомстить за погибшую дочь, готов совершить преступление. Абигейл Уоттс… Это имя, я полагаю, хорошо вам знакомо.
Айфорд замер, дыша тяжело, словно с натугой, мышцы на шее взбугрились, руки стиснулись в кулаки.
— Никогда не слышал его, — просипел он сквозь зубы и ринулся вниз по лестнице, призывая слугу. Джек Гледис первым явился на зов, и Айфорд потребовал выпить: вина, сидра — всё, что найдется.
— Эти крики сводят с ума, — сказал он, глядя в огонь. — Ненавижу бабские слезы и крик!
— Точно так же ты думал в тот миг, когда Абигейл молила вас о пощаде? — спросил Коллум, и Айфорд вскинулся.
— Я сказал, что не знаю такой! Как ты смеешь обвинять меня в чем-то? Ты, — он прищурил глаза, глядя на Коллума с нескрываемой ненавистью, — грязный насильник, осквернивший чужую супругу, и скрывающийся от мира в доме любовницы. Что, готов был на все, чтобы залезть ей под юбку?! — брызжа слюной, заключил он.
Коллум глядел без улыбки, смело глядя в глаза разъяренного человека. Ему не в чем было себя обвинить, а вот Айфорда разрывало на части осознание собственного поступка… Совесть, какой бы ничтожный огонек оной не тлел в нем, давала знать о себе.
— Ее отец придет за тобой, — только и произнес он, когда вернулся слуга с бутылкой и двумя кубками.
Он как раз наполнял один из них янтарным напитком, когда крик Аделии и грохот в самых недрах старого дома, слившись почти воедино, сотрясли его, казалось, до основания. Слуга дернулся, и вино пролилось на скатерть… Айфорд вскочил.
— Что это было?
— Не знаю, мой господин, — отозвался слуга. — Но звук как будто бы шел с чердака.
— С чердака? — мужчина вдруг сцепил зубы. — Сейчас поглядим, что там происходит. — И он бросился к лестнице, следом слуга. Коллум, и сам не менее заинтригованный, замыкал это шествие…
На третьем пролете, почти добравшись до цели, они услышали детский плач, и Айфорд, скривившись, кинул через плечо:
— Ублюдок таки родился. Поздравляю, папаша!
Потом открыл чердачную дверь и вошел внутрь. Там было темно… Слабый свет проникал через крохотное окошко под козырьком.
— Что могло здесь случиться? — брюзгливо произнес Айфорд, вертя головой во все стороны. Ослепший после яркого света, он мало, что видел…
— Кажется, что-то лежит в дальнем углу, господин, — указал слуга пальцем.
Коллум даже понять ничего не успел, а Гледис в тот же момент метнулся наружу и запер дверь за замок. Стало совершенно темно, и Айфорд, запнувшись о какую-то вещь, смачно выругался.
— Что происходит? Отопри дверь, грязный мерзавец, — закричал он, наощупь возвращаясь к двери и ударяя по ней кулаком.
За дверью не раздавалось ни звука. И только через минуту-другую голос, от которого мороз пробежался по коже, отчетливо произнес:
— Там, где умерла наша девочка, найдет смерть и ее убийца. Там, где все началось, там и закончится… Так же, как угас род Уоттсов, угаснет род Айфордов.
— Что это значит?! — завопил Айфорд в бешеном исступлении. — Отопри немедленно дверь, мерзкий гаденыш. Ты не смеешь указывать Джону Айфорду… Не смеешь запугивать… ты…
Коллум сказал:
— Он не послушает. Разве ты не понял еще: воздаяние настигло тебя. Этот мужчина — отец Абигейл Уоттс, и он хочет убить тебя.
— Грязная шлюха! Я не стану умирать из-за шлюхи с выродком в животе, — завопил Айфорд, грохоча по двери руками. — Как только я выберусь, я отправлюсь к шерифу… Я велю ему вздернуть тебя на ближайшем суку. А прежде четвертовать… Пусть вороны выклюют твои глаза, а звери растащат плоть по кускам. Я буду смеяться, наблюдая за этим…
Его голос пресекся, когда дым тонкой струйкой просочился под дверью через порог, когда, едкий, густой, как гороховый суп, зазмеился по полу, ударяя в нос и глаза. Окутал обоих мужчин словно саваном… Айфорд закашлялся, отступая вглубь чердака, все дальше и дальше от удушающей щупальцы дыма, пока не полетел на пол, запнувшись о старый сундук и пребольно ударившись. Так, сидя на грязном полу и с ужасом глядя на заполняющий помещение дым, Айфорд вдруг разрыдался, словно ребенок…
— Будь ты проклята, Абигейл Уоттс! — завопил во всю глотку, так что треск разгоравшегося пожара лишь отчасти заглушил этот ор отчаявшегося безумца.
59 глава
Боль разрывала Аделию изнутри, накатывала волнами снова и снова… Казалось, эта бесконечная пытка никогда не закончится, и она не ощутит облегчения. Но Бевин похлопывала ее по руке, смачивала губы настоем душицы, чабреца и пустырника и шептала успокаивающие слова…
— Еще чуть-чуть, девочка, самую малость: ребеночек почти на подходе. Крепкий малыш, скоро подержишь его на руках!
Аделия стенала-кричала с удвоенной силой, а Глэнис убирала со лба ее взмокшие волосы.
А потом вдруг все кончилось в один миг: малыш выскользнул из нее, боль унялась, и старая травница, держа ребенка за ножки и похлопывая его по спине, улыбнулась, стоила только тому закричать.
— Славный маленький воин, — сказала она. И подала младенца Аделии… — Приложи мальчонку к груди… или не будешь сама кормить? — вскинула бровь.