Сделка с профессором - читать онлайн книгу. Автор: Полина Краншевская cтр.№ 12

– Наш урок подошел к концу, – проговорил он, постепенно приходя в себя и возвращая привычное самообладание. – К следующему занятию подготовьте параграф пять и шесть из восьмой главы учебника. Все свободны, кроме Сонар.

Но только ученицы хотели покинуть кабинет, как в него влетели патронесса, бонна Виклин и Гренда Фулн.

– Это все Сонар устроила! – закричала последняя и указала пальцем на виновницу происшествия.

– Беатрис Сонар, немедленно отправляйся в классную комнату и получи положенное наказание от бонны! – прошипела патронесса Пигирд.

Эдман увидел, как незадачливая адептка позеленела и сжала исполосованные красными отметинами руки. Он тут же догадался, откуда на тонких девичьих ладошках такие неподобающие украшения, и, внутренне содрогаясь от гнева, спокойно спросил:

– В чем дело, патронесса Пигирд?

– Ни в чем, максис Привис, – с недовольной миной отозвалась та. – До меня дошли сведения, что одна из адепток неподобающе вела себя на вашем уроке. Я приняла соответствующие меры, чтобы подобное больше не повторилось. Дисциплина восстановлена.

Эдман одарил ее тяжелым взглядом и сказал:

– Я не нуждаюсь в ваших вмешательствах в преподавательский процесс на моих уроках. Адептка Сонар по неопытности и незнанию не рассчитала силы, и пострадал артефакт адептки Фулн. В этом нет ничего криминального или заслуживающего наказания. Это всего лишь следствие низкого уровня знаний учениц, из-за чего именно меня департамент направил в вашу школу. Потрудитесь покинуть кабинет. Я сам разберусь с адепткой Сонар и назначу соответствующее ее провинности взыскание.

– Но как? – возмутилась бонна Виклин. – Это обязанность бонн. Преподаватели не имеют права наказывать учениц.

– Я не собираюсь ее наказывать так, как это принято здесь, – отрезал Эдман, одарив горе-воспитательницу таким уничижительным взглядом, что та сразу же умолкла и больше не посмела выступать. – Я назначу взыскание, а не наказание, оно поможет адептке лучше усвоить материал и больше не допускать таких досадных промахов.

Патронесса хотела возразить, но Эдман посмотрел ей в глаза непримиримым взглядом и этим четко дал понять, что не отступится от своего слова.

– Как угодно. Я доложу о случившемся директрисе, – не стала с ним спорить патронесса, развернулась и тяжелой поступью покинула кабинет.

– Все могут быть свободны, – повторил Эдман. – Адептка Сонар, задержитесь.

Пока одноклассницы вместе с Жози покидали кабинет манологии, Беатрис стояла возле своего стола и проклинала себя за неосторожность.

«Как он понял, что это я? – недоумевала она. – Я ведь все рассчитала. Никто бы не догадался, что именно я испортила артефакт Фулн».

С господином Дадгуном частенько такие фокусы срабатывали, и даже сама Гренда в такие моменты не могла точно ответить, что случилось, а уж на Беатрис никто и не думал сваливать вину. А тут впервые вышла осечка, да еще с такими катастрофическими последствиями.

Кабинет опустел, и профессор Привис спросил:

– Что у вас с руками?

Беатрис ожидала чего угодно, но только не такого вопроса. Она в испуге подняла глаза на этого странного преподавателя, пожелавшего лично разбираться с ней, хотя любой другой на его месте даже утруждать себя не стал бы подобными мелочами. Подумаешь, высекут нерадивую адептку, эка невидаль.

– Ну так что? – Профессор, не дождавшись ответа и явно теряя терпение, повторил свой вопрос.

– Я вчера случайно облила вас красителем, – начала мямлить она. – Бонна Виклин назначила мне десятку. Ой, простите. Десять ударов розгами, и запретила ужинать. Нам не позволяют обращаться в лазарет после наказания. Мне надлежит ждать, пока руки сами заживут. Простите, если вам неприятно на них смотреть.

Темные глаза профессора блеснули от гнева, Беатрис испугалась еще больше и попятилась к выходу.

– Простите, профессор. Мне очень жаль, что я не рассчитала количество маны и испортила артефакт.

– Да перестаньте вы поминутно извиняться! – не выдержал он и упер кулаки в стол. – Если бы я знал, что здесь приняты телесные наказания, не стал бы настаивать. Дикость неимоверная.

Беатрис замерла и уставилась на профессора в изумлении.

– Разве в других школах такого нет?

– Только в армии отвешивают плетей за серьезные провинности, и то исключительно лоунам в звании рядовых.

Горькая усмешка искривила губы Беатрис.

– А здесь вы и не найдете ни одной родовитой адептки, только лоунки. Так что нет ничего удивительного в том, что нас подвергают порке за малейшую провинность.

Крыть профессору было нечем, он помрачнел, сжал челюсти и процедил:

– Подойдите и протяните руки.

От страха у Беатрис горло сдавило спазмом, но ослушаться она не посмела, приблизилась к преподавательскому столу и выставила ладони.

Профессор шепнул заклинание, и подрагивающие руки окутало приятное тепло. Беатрис, вытаращив глаза, смотрела на то, как с кожи пропадают бордовые отметины. Она почувствовала, что даже ноющая боль, к которой успела притерпеться, потихоньку отступила.

– Спасибо вам, – с сожалением проговорила Беатрис, прижимая руки к груди, – но меня снова высекут, когда заметят, что руки в порядке.

– Никто вам ничего не сделает, – ответил профессор, не скрывая раздражение, и провел ладонью по черным волосам, зачесанным назад. – Я поговорю с патронессой. А теперь я хочу знать, зачем вы направили такой мощный поток маны к накопителю Фулн?

Беатрис поняла, что врать бесполезно, и честно призналась:

– Вчера я облила вас из-за Гренды. Она подставила мне подножку, и я споткнулась. Положенное за успехи пирожное досталось ей, а меня отстегали. Я обязана была ей отплатить.

– Пирожное? – потрясенно переспросил профессор. – Вы боретесь за пирожное? Что у вас тут творится?!

– Это не просто пирожное, – с обидой в голосе ответила она, – а корзиночка с заварным кремом. Вы такую вкусную в жизни не пробовали.

Профессор вдруг расхохотался, а Беатрис почувствовала себя глупой маленькой девочкой, над которой потешается почтенный господин. В памяти тут же всплыл случай из детства, когда она три недели кряду обвязывала мелким кружевом носовой платок, а потом вышивала его в подарок старшему сыну медина, у которого работала ее бабушка за кусок хлеба и угол в каморке. Беатрис вручила Берту этот платок на именины, потому что мечтала таким образом выразить свою первую, такую наивную и безотчетную любовь. Но парнишка лишь высмеял ее, бросил белоснежную вещицу на мостовую и втоптал в грязь, сказав, что платку там самое место, как и глупой лоунке. С тех пор Беатрис ненавидела, когда над ней смеялись.

Видимо, профессор догадался по выражению лица о тех чувствах, что ее обуревали, перестал веселиться, стал серьезным и сказал: