Грешники - читать онлайн книгу. Автор: Айя Субботина cтр.№ 82

— Когда-нибудь, ты все-таки одумаешься, — слова свекрови звучат как приговор. Как будто она заранее знает, что в будущем Гарик как минимум раскается и приползет к ним обеим на коленях. — Ну хотя бы потому, что твоя… неподражаемая жена, очень неподражаемо наставляет тебе рога.

Она резко, трясущими от гнева руками, открывает сумку, достает оттуда конверт, всучивает его Гарику и, «плюнув» в меня на прощанье взглядом, уходит. Отец Гарика семенит за ней, словно потерянный ребенок, который уже и не рад, что его нашли.

Гарик без особо интереса вертит конверт в руках, пока я пытаюсь сделать вид, что наша семейная разборка на глазах всего медицинского персонала — это просто мелочи жизни, которые «всегда случаются».

Что может быть внутри конверта — я лишь догадываюсь.

Свекровь подготовила аргументы к разводу сына?

Постаралась, чтобы он точно не передумал?

— Мне это не интересно, — Гарик безразлично разрывает конверт сперва надвое, потом еще раз надвое, а потом оглядывается, куда бы все это выбросить.

Я утыкаюсь носом ему в плечо.

Наш брак по-прежнему висит на волоске, но мне еще сильнее чем раньше, страшно даже представить, что у меня не будет даже этого — его плеча, его запаха, его уверенного ровного голоса.

— Давай поедем в Париж, когда Марусе станет лучше? — Почему именно Париж, и почему я говорю об этом именно сейчас — не понимаю. Может, подсознательно помню, что это — столица любви, и там особенно хорошо в теплое время года или ранней осенью, когда Елисейские поля только-только начинают желтеть. — Будем есть круасаны с клубникой и «Рокфором», пить холодное шампанское и не вылезать из постели.

Гарик обнимает меня за плечи, и от силы его рук меня снова пробирает приятная дрожь.

Он худой и изможденный, но все равно сильный, как будто в этих жилистых руках хватит мощи удержать нашу едва-едва живую семью.

— Хорошо, Маша, Париж — это отличная идея.

— Только ты и я? — не верю своим ушам. Он согласен?

— Машка. — Он отодвигается, заглядывает мне в глаза и мне отчаянно хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы стереть эти ужасные темные круги у него под глазами. — Только ты и я. Заруби уже это себе на носу.

— И ты… меня простишь? — Я ведь изменила ему. Изменила с человеком, которого тяжело назвать «случайно подвернулся под руку».

— Мне не за что тебя прощать. Я это заслужил.

— Нет, — мотаю головой, размазывая слезы, словно распоследняя плакса. — Я не должна была…

Он не дает мне закончить.

Как-то очень резко заводит ладонь мне за голову, обхватывает затылок, сжимая волосы в кулаке.

Притягивает к себе.

Жадно, как голодный до женских губ, целует меня, накрывая мой рот своим. Заставляет выдохнуть удивленный вздох прямо в его губы, которые словно высасывают из меня все сопротивление и сомнения.

Я тянусь к нему, обнимаю изо всех сил, чтобы остаться вечным оттиском на его теле, чтобы наша кожа стерлась друг о друга, чтобы перемешались даже кости и молекулы ДНК. Чтобы мы перестали быть двумя автономными, дрейфующими во Вселенной космическими станциями, а стали чем-то одним, целым, что нельзя разделить на части и разложить на компоненты.

— Маша… — Я едва слышу как он выдыхает мое имя. — Ты же все рушишь, Маша…

— Потому что мое второе имя — «Ураган «Катрин», — цитирую как-то очень пришедшую к слову строчку из песни «Каспийского груза». — Пообещай, что Париж у нас будет обязательно.

Гарик смотрит на меня сверху и почему-то, хоть момент до ужаса романтичный, меня посещает странное чувство тревоги. Как будто я взяла то, что не должно мне принадлежать, даже если это «что-то» — мой законный муж.

Любимый муж.

Теперь я это точно знаю.

— У тебя будет Париж, Ураган. И все, что ты захочешь. — Гарик целует меня в уголок правого глаза, почти у самой переносицы, и от нежности этого прикосновения, меня разносит на щепки, как от прямого попадания из мортиры. — Обещаю.

Операция проходит успешно.

Это, пожалуй, вторая по значимости новость в моей жизни, после той, что мы с Гариком, наконец, поговорили.

После этого, кажется, уже не может случится ничего такого, что подобьет мою уверенность в собственном счастливом будущем.

Я убеждена, что оно будет. Не сразу, конечно — должно пройти время, чтобы Маруся немного поправилась и пришла в себя. Я морально готова к тому, что это будет долгий путь, но меня воодушевляет хотя бы то, что идти по нему одной мне не придется. Хотя те редкие ночи, что мы проводит дома, за пределами больничных стен, мы продолжаем спать в разных постелях. Но по крайней мере, Гарик вернулся домой. Я заметила, что он купил новую зубную щетку, новую электробритву взамен той, которую забрал в квартиру. И теперь, хоть у нас разные спальни, у нас хотя бы есть общая ванна, где мы даже изредка вместе чистим зубы перед сном или сразу после пробуждения.

— Тебе идет улыбка, — слышу голос мужа, когда он удачно ловит меня за этими размышлениями.

Мы сидим за столиком на летней площадке в кафе напротив кардиоцентра.

Конечно, это далеко не Париж, но большой свежий и хрустящий круасан у меня на тарелке, присыпанный молотыми фисташками и щедро политый сливочным кремом — неплохая альтернатива знаменитой французской выпечке.

— Просто я думаю о хорошем, — жмурюсь, когда утреннее яркое солнце отражается в зеркале бокового вида проезжающей мимо «легковушки».

— Поделишься?

Гарик воровато тянется к моему рогалику, и я делаю вид, что очень рассержена. И тут же сама кладу свой завтрак ему на тарелку. Минуту назад муж уплел свой буквально в три укуса, и поделиться тем, что ему приятное- самое меньшее проявление любви, на которое я способна в наших маленьких шагах навстречу друг другу.

— Вообще-то я имел ввиду мысли, а не завтрак, — посмеивается он, и тут же откусывает от хрустящего бока. Зеленая кремовая начинка — видимо, тоже фисташковая — щедро пачкает ему пальцы. Он немного смущенно краснеет, пытаясь справиться с этим десертно-стихийным бедствием.

Я смеюсь, глядя за его неумелыми попытками побороть ситуацию, а потом совсем заливаюсь хохотом, потому что крем побеждает в этой короткой схватке, триумфально шлепаясь на его белоснежную рубашку. Прямо между второй и третьей пуговицей.

— Черт! — Гарик пытается смахнуть его салфеткой, но делает только хуже, растирая пятно в длинную полосу, которая на белом шелке выглядит особенно яркой.

— Сегодня явно не твой день, — кое-как справляясь со смехом, констатирую я. — Один ноль в пользу круасана.

— Я даже в детстве не пачкал одежду едой, — со вздохом признается муж. То, как он комкает испачканную салфетку, выглядит вполне… по-человечески, уже без его этой вечной вампирской отрешенности.