Формально Кощей был моим дедом, маминым отцом, но маму он точно также ругал, как и меня. Отца, кстати, тоже. Просто маму они знали лучше, поэтому и вспомнить могли все её прегрешения ещё до того, как она вышла замуж и съехала от них.
— Приступ сняли, — парень-врач вышел из комнаты. — Сегодня всё должно быть в норме. Завтра придет участковый доктор. Режим — постельный.
— У него сердце?
— Сердце тоже. Но тут может быть что угодно. Необходимо обследоваться. Без анализов даже приблизительно ничего не скажешь.
Они собрали свои чемоданчики и ушли.
Кощей лежал в кровати, опершись спиной о подушки с каким-то жалким, провинившимся видом.
— Извини, — сказал он. — Сам не знаю, как так получилось.
— Что у тебя болит?
— Ничего не болит.
— Так не может быть.
— Может.
— Они сказали, что тебе нужно обследоваться.
— Ага. Уже бегу.
— Я селёдку принесла в горчичном соусе. Хочешь?
— А картошку сваришь?
Кощея всю жизнь кто-нибудь обслуживал. Сначала его мама — моя прабабушка, потом бабушка Люся, потом её родная сестра — Яга, которая сама никогда не была замужем и своих детей не имела. Она и с Кощеем-то жила не как жена, а, скорее, как нянька, приняв шефство над ним после смерти сестры.
— Ладно.
Я подняла с пола плед, собрала мусор, оставленный врачами, и отправилась на кухню варить картошку.
— Всё-таки иногда ты бываешь нормальной, — крикнул Кощей мне в спину.
И из его уст это был очень щедрый комплимент.
Глава 7
Изначально никто не хочет быть плохим.
Каждый в детстве знает, что Кощей Бессмертный и Баба Яга плохие. А сам ты добрый, честный, справедливый и выступаешь на стороне правды и света. Иначе и быть не может.
Но чем старше становишься, тем сильнее размывается граница, отделяющая хорошее от плохого. Внезапно оказывается, что Кощей — измученный, страдающий артритом дед, Баба Яга — старая некрасивая одинокая женщина, а Людоед и Вампир просто «особенные», ведь никой их вины в том, что они родились именно такими, нет. Красная Шапочка — манипуляторша, Золушка закомплексованная жертва, Иванушка-дурачок наглый, глупый раздолбай, которому всё достаётся на халяву. И тогда, когда ты это вдруг понимаешь, сказка заканчивается. Добра и зла больше не существует. Выбирать становится невозможно. И ты сам уже не знаешь, на какой стороне находишься.
Моя сказка закончилась, когда мне было восемь. Однажды в субботу утром. Во время завтрака.
Мама отчего-то накрыла на стол на двоих, а папа, который обычно поднимался раньше всех, с постели так и не встал. Я спросила, не заболел ли он, на что мама ответила, что ей всё равно. И сразу, пока я не успела оправиться от удивления, выложила, что они разводятся.
Она сказала это по-доброму, ласково, так, чтобы я типа не переживала, и от этого её слова прозвучали неправдоподобно.
— Мы с тобой навсегда уедем в Италию. Представляешь? Это там, где Колизей, Пизанская башня и Венеция. Хочешь увидеть падающую башню?
— А папа?
— Папа останется здесь.
— Навсегда?
— Ага. Пусть сам прозябает в этой унылой серости.
— Какой серости?
— Ну, здесь. В Москве.
Я огляделась. Кухонные шкафчики у нас были сочно-оливкового цвета, шторки на окнах и скатерть рыженькие, кухонный абажур ярко-жёлтый.
— Здесь всё разноцветное, — не поняла я.
— Это я образно сказала. Просто Москва скучная, холодная и грязная. Зимой слякоть, летом — пыль. А в Италии кругом зелёные поля, море и бескрайнее голубое небо.
— Как же мы тогда папу оставим?
— Микки, мышонок, нам с ним придётся развестись, — мама крепко зажала мою руку в своих ладонях. — Это значит жить раздельно. Ты же поедешь со мной?
— Я не знаю.
— Как не знаешь? Я же твоя мама.
— Нет, конечно, я хочу с тобой, но с папой тоже хочу.
— Так не может быть. Всё уже решено.
— Хватит настраивать дочь против меня, — крикнул из комнаты папа. — Она никуда не поедет. Микки, зайди ко мне.
Вырвав у мамы руку и всё ещё ничего не понимая, я побежала к папе в спальню. Он сидел на кровати, опустив ноги на пол.
— Иди сюда.
Папа усадил меня к себе на колени.
— Ты же со мной, мышонок, правда? Уж ты-то меня не бросишь?
— Я не знаю.
— Она тебя уже подговорила? — он печально вздохнул.
— Я хочу с тобой, но с мамой тоже хочу.
— Так, к сожалению, не получится. Нужно выбрать.
Но как? Как я могла выбрать кого-то из них, если любила родителей одинаково? И они меня тоже любили. Так, по крайней мере, мне казалось. Любили, заботились, постоянно баловали и никогда не наказывали. Да и между собой до этого дня при мне не ругались.
— Ты сейчас поступаешь некрасиво, — мама нарисовалась в дверях. — Мы с тобой уже всё решили и договорились.
— Ничего не договорились, — отозвался папа. — Пусть Микки сама решит.
— Конечно, сама, — мама ласково улыбнулась мне. — Но со мной ей будет лучше.
— А как насчёт твоего престарелого хрена? С ним ей тоже будет лучше?
— Люк тут не причём. Не вмешивай его.
— О чём ты думаешь? Неужели я отпущу своего маленького мышонка чёрт знает куда?
— Твой эгоизм зашкаливает. Я даже не за себя сейчас прошу. Подумай о её будущем!
— Я думаю о том, что у каждого ребенка должна быть нормальная семья. И Машина семья вся здесь. Все бабушки и дедушки, я, в конце концов. А там у неё не будет никого. Совсем никого. Только старый обрюзгший макаронник и его свежеиспечённая макаронина.
— Ты нарочно пытаешься оскорбить меня при дочери?
— Про тебя я не сказал ни слова.
Они долго ругались. Но я мало что слышала и уж тем более запомнила, кроме того, что близится нечто ужасное, и какой выбор не сделай, всё будет плохо. Поэтому единственное, что я смогла придумать, — это не выбирать никого. Тогда, по моему мнению, родители должны были оба остаться со мной, ведь каждый из них меня сильно любил. А я любила их.
Вот только сказка закончилась, а я об этом ещё не знала.
Из-за того, что я продолжала упорно отвечать, что хочу быть и с мамой, и с папой, начались долгие суды, где папа говорил, что отдавать маме ребенка нельзя, поскольку у неё нет работы, и последние пять лет не было, и что в другой стране она не сможет обеспечить мне нормальные условия проживания, ведь нет никаких гарантий, что её новый брак продлится долго. А мама убеждала судью, что оставлять меня папе нельзя, потому что он безответственный и слишком много времени проводит на работе. Папа привёл в суд своих родителей, где они ругали маму, а мама притащила Кощея с Ягой, которые до этого момента в моей жизни почти не появлялись, но благодаря особому дару красноречия Яге удалось выставить папу в таком ужасном свете, что его мать набросилась на неё с кулаками прямо в зале суда и их еле разняли.