Исповедь - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Левин cтр.№ 60

— Цветы, это не проблема. Цветы на базаре у азербайджанцев чи армян, всегда купить можно. Вот только куда ты их класть будешь? Вот проблема.

— Не понял…

— Сложное это дело. Многое изменилось…

— Поясните.

— Давай, заходи в ларек. В ногах правды нет. Покурим да и переговорим. После обеда у меня, сам видишь, какая торговля.

Он открыл заднюю дверь. В ларьке, около двери стояли два деревянных канцелярских стула с жесткими фанерными сидениями и прямыми спинками. Старик сел на тот, что поближе к прилавку, я пристроился на другом.

— Помню, помню тот случай. Да и на похоронах твоего отца мне пришлось побывать. Я тогда на судоремонтном работал, забронировали меня, на фронт не взяли. Пахали конечно день и ночь. Бомбили опять таки. Но считались мы хоть и на военном положении, но гражданскими людьми. Потому и не ветеран. Вышел теперь на пенсию, подрабатываю. Но, к делу. Включили меня тогда как передовика производства в число представителй завода, проводить погибшего катерника. Торпедные катера мы ведь тоже ремонтировали. Больше других знали каково им достается. Много катерников погибло, а похоронено — мало. Большинство осталось в море, с катерами. — Он вздохнул. — По хорошему, в нашем океане этим катерам вообще делать нечего было, малы больно. Да деться некуда, война.

Он явно ходил вокруг да около, не решаясь перейти к интересующей меня теме. Я не торопил старика, боясь спугнуть, оборвать нить воспоминаний.

— Ладно. Война закончилась. Сначала все шло путем. Около памятника твоего отца — цветы, как положено, по праздникам и на годовщину гибели. Жену его видали. Правда, разное люди поговаривали. Мол сразу замуж выскочила, поторопилась….забыла…

— Мать беременна мной была. Отец так и не узнал об этом. Беременность тяжело проходила. Мама одна осталась. Отчим помогал чем мог. Кстати, это он отца и юнгу выловил из воды и доставил в госпиталь. Еле от мессеров отбились.

— Вот оно как! Значит за него она вышла… Понимаю.

— Война шла. Отчим предложил ей жениться. Аттестат, поддержка. А мама после всего стала страшно слаба. Пенсии отца на жизнь бы и близко не хватило. Цены то были ого-го, а по карточкам…. сами помните. В госпитале работать уже не могла. Бригаду катеров перевели из города. Сослуживцы отца постоянно помогать не смогли. Жизнь есть жизнь…

— Братья, сестры у тебя есть?

— Нет.

— Один значит?

— Один.

— Родители живы?

— Отец… Отчим… Нет пожалуй, отец. Я, ведь не знал, что он не родной.

— Его фамилию носишь?

— Его.

— Тогда многое понятно. Ну, да ладно, вернемся к твоему вопросу. Постепенно, видать после вашего отъезда, цветы исчезли. Могилка начала приходить в запустение. Ну, тут то, да се — пятидесятые годы. Ты не помнишь конечно, мал был. Местные власти начали было на месте могилы твоего отца сооружать памятник всем катерникам. Катер хотели поставить над бухтой и чтоб военно-морской стяг на нем каждое утро поднимать. Думали еще сигнальную пушку поставить, полдень словно в Ленинграде выстрелом отбивать. Но опять перемены вышли. Сначала Сталин помер, потом — Хруща сняли. Да и какой полдень у нас зимой? Смех один. Что успели, пару лет назад, к юбилею сделать, это втащить старый торпедный катер на скалу, да перенести могилу твоего отца куда-то на городское кладбище. Вроде как, не отдельная могилка должна стоять, а коллективный всем погибшим катерникам памятник. Мемориал!

— Вроде задумано неплохо, да сделали всё втихаря, ночью. Перезахоронили. Говорят какой-то моряк приезжал, разыскал ту могилку, цветы приносил, обустраивал. Но чего не знаю — того не знаю. Понимаешь… Власти-то тихо-тихо делают свои дела. Думают никто и ничего не ведает. Да, неправда это. Отдельный человек, действительно, может и не видит, и не слышит, а народ, тот все знает. Даже то, чего ему знать вроде-бы и не положено. И многое, ох многое, соображает. На старом месте катер поставили к тридцатилетию победы. Не так как хотели правда. Без флага. Люки, все, что можно на палубе позаваривали — предохранились от шпаны местной, не стащила бы чего. Назвали — Мемориал. Ни тебе фамилий, ни отчеств, ни званий, ни когда погиб, где, в каком бою… Мемориал… Сначала туда молодые ездили после комсомольских свадеб, цветы клали. Но ветрено там, неуютно. Перестали постепенно. Катер стоит, ржавеет. Может к какому юбилею подкрасят.

— Спасибо. — Старик задумался о своем. Я встал, сложил газету и вышел из ларька. Поймал такси, высадившее у входа в порт компанию мариманов и попросил отвести к памятнику катерникам.

— Какому памятнику? — Переспросил таксист. — Я здесь недавно.

— К мемориалу. Где торпедный катер стоит. Только сначала найдем цветы.

— Это на рынке. Но цены!

— Поехали.

На рынке у веселого восточного человека в кепке-аэродроме по запредельной северной цене купил два букета желтых астр. Один для всех катерников, другой — для отца. Завтра с утра решил искать его могилу на кладбище. Отрулив от рынка, машина начала взбираться по серпантину в гору мимо домов, к небу и синеве залива.

Около обрыва, отгороженный от провала ржавой якорной цепью, содрогался под ударами ветра старый торпедный катер. От его присутсвия место не стало особо торжественным, скорее печальным. Ржавое, лишенное привычной стихии железное тело, еще сохранившее стремительные формы морского удалого бойца, взгроможденное на нелепый крошащийся цементный постамент наводило уныние. Всюду виднелись приметы запустения и неухоженности. Наведенные бронзовой краской буквы на цементе затерлись, потускнели, керамические вазы для цветов жестоко расколоты. Ветер гудел в останках катера, раскачивая на просевших растяжках антену, провисшие сигнальные шкивы и тросики. Слепо смотрели наглухо заваренные заслонки иллюминаторов, окна боевой рубки.

Таксист остановился рядом с катером не заглушив двигатель. Намекал, что задерживаться возле ржавого осколка истории не стоит. Я вынес один букет, попробывал поставить к постаменту, но не нашел возле цементного блока достаточно приличного места для цветов. Попросив водителя подержать букет, подтянулся и заскочил на катер. Принял из его рук цветы, пошел гремя каблуками по давно затихшей палубе. Пригибаясь под порывами ветра дошел до боевой рубки и заправил букет в крепление навеки умолкшего ревуна. Шквал немедленно попытался вырвать единственный признак жизни из железной ладони мертвеца, но в первый момент это не удалось. Только несколько желтых лепестков, перелетев турель носового пулемета, мелькнули над обрывом, устремляясь в крутом пике к серо-зеленой воде бухты.

Вскинув ладонь к козырьку фуражки я отдал последнюю честь месту где был много лет назад похоронен отец. Боевому катеру, который когда-то воевал, выходил в море, принимал удары океанских волн, уходил от бомб и снарядов врага. Всем боевым друзьям отца, мертвым и живым. Для меня это действительно Мемориал.

За спиной раздался стонущий звук клаксона такси. Не отрывая пальцы от козырька фуражки я развернул голову в его сторону. Водитель стоя рядом с машиной, сквозь опущенное ветровое стекло двери давил на сигнал, по своему, по шоферски, салютуя старому катеру.