Но теперь к обычной его нелюбви к постоялым дворам добавилось ощущение опасности. А нойда привык доверять своим предчувствиям. Подумав, он со вздохом достал из заплечного короба шаманский пояс – кожаный, тяжелый, с подвешенными к нему литыми бляхами с ликами духов и богов. Саами не надевал его часто – этот пояс был не одеждой, а скорее оружием. Стоило замкнуть его на себе и пробормотать нужное заклинание, как нойда словно облекся в светящуюся прозрачную броню, заострившую его внутренне зрение – и заодно сделавшую его видимым для всех незримых сущностей, какие только таились поблизости. Пояс не только много давал, но и в ответ требовал не меньше: недолгая вспышка всевидения скоро оборачивалось тяжелой усталостью сродни похмелью. А этого нойда сейчас не мог себе позволить. Никто не даст ему отлеживаться, никто не защитит, кроме его самого.
Его опасения тут же подтвердились. Закрыв глаза, нойда увидел, что хлев при одной из изб окутывал будто бы красноватый туман. Волоски на руках чародея поднялись дыбом – ветерок донес отчетливый, хоть и неуловимый для обычного человека, запах крови. Впрочем, саами почти сразу понял, что эта кровь давно остыла, впиталась в землю, засохла. «Там уже несколько дней пусто, – подумал он, снимая пояс. – И вокруг тоже. Ни людей, ни зверья… Даже водяные духи попрятались… Кто-то поистине страшный тут поселился!»
Ворота постоялого двора были распахнуты настежь, тихо покачиваясь и поскрипывая под налетающим с реки ветром. Нойда собрался было войти во двор, но поднял взгляд и остановился. С ворот на него скалился волчий череп. На желтоватом костяном лбу чернел странный знак, похожий на колючую снежинку, с острыми зубцами, направленными во все стороны. Нойда нахмурился, пытаясь вспомнить, где он мог видеть такой знак. Да, занятные обереги у здешних жителей…
Решив обдумать загадку на досуге, саами прошел под черепом. Сперва направился прямо к гостиной избе. Внутри – темно и пусто; от очага несло застарелым холодом. Нойда осмотрелся, повсюду отмечая те же следы поспешного бегства, что и на пристани. По крайней мере, в избе не было мертвецов.
Нойда ожидал найти их в другом месте. Он вздохнул, положил руку на рукоять поясного ножа, пересек двор и направился к хлеву. Ему уже не нужен был шаманский пояс, чтобы чувствовать исходящий оттуда смрад жестокой смерти, ужаса и боли.
Войдя, саами быстро огляделся и невольно выдохнул. В раскиданных по всему хлеву кровавых ошметках кожи приятного было мало, но по крайней мере, принадлежали они не людям. «Две дойные лосихи, – отметил нойда, оглядывая расколотые кости со следами зубов. – Словно волки пировали… Но сожрать скотину прямо в хлеву?» Очень странно! В голодные зимы, волки порой забирались к людям на подворья, но добычу всегда старались утащить в лес.
Нойда вышел из хлева, вернулся к гостиной избе, уселся на крыльце. Достал из кисета на поясе катышок терпкой сушеной травы, обостряющей мысли, кинул в рот и принялся вспоминать. Он перебирал все, что знал о волках, об их повадках, о волчих богах и о тех, кто бывает волками только время от времени. Что произошло на постоялом дворе? Саами вспомнил череп над воротами, черную «снежинку» и наконец признал, что ничего не понимает.
«Вечереет, – отметил он, глядя за реку. – Не заночевать ли под крышей?» Однако было ясно, что в брошенном и оскверненном доме он покоя и отдыха не обретет. Значит, надо идти дальше.
«Лодочник сказал, деревня Кадая – первая по дороге, и пути до нее полдня. К ночи, пожалуй, дойду…»
* * *
Нойда шагал по довольно широкой, но давно не езженой, засыпанной снегом дороге. Медленно тянулся серый сумрачный день. После вчерашних заморозков возвращалось тепло, грязный лед под ногами начинал таять и скользить. В воздухе висела холодная морось, голые черные деревья окутывал туман. Постоялый двор остался далеко позади. Нойда шел размеренно, спокойно, но и не мешкая – так он мог шагать целый день без устали.
Мысли его были далеко. Он вспоминал друга – пожалуй, единственного, кого мог так назвать в своей жизни. Нойда очень хорошо помнил их первую встречу в нурманских землях. Среди могучих рослых северян белоголовый Вархо, с его призрачно-голубыми глазами, казался бледной тенью, словно мать его была не человеком, а духом березы, которую водь числила в прародителях. Но, как оказалось, нельзя было обмануться сильнее. Вархо первым заговорил с ним. Нойда отнесся к новому знакомому настороженно. Да и колдуна в нем сразу распознал. Но белоглазый быстро растопил лед. Был открытым, веселым, разговорчивым. Умел расспрашивать так, что и хочешь сохранить тайну, да не сумеешь. И втайне жестоко страдавший от одиночества изгнанник-нойда невольно потянулся к нему…
«Если Вархо в самом деле вернулся домой, тогда понятно, почему его родовичи решили остаться, – раздумывал нойда. – С места срываться и уходить в чужие земли совсем непросто. Однако если деревню защищает сильный чародей – ни зверь, ни нечисть не сунется…»
Тянулись версты, над лесом сгущались сумерки. Дорога, извиваясь, уходила все дальше в черный весенний лес, набухший от сырости. Снова начали порхать легкие снежинки… Из-за них нойда не сразу заметил то, что впереди.
Пустые санки стояли посреди дороги наискось, будто их развернуло, когда возница резко натянул вожжи. Однако ни возницы, ни того, кого в санки запрягали, поблизости видно не было. Нойда подошел к саням, оглядел их не без удивления. Санки были легкие, остроносые, на тонких полозьях. Словенские сани были куда крепче и тяжелее, чтобы нагрузить на них добра или дров побольше. Эти же нойде были хорошо знакомы – они предназначались для быстрой езды по ровному снегу. «Почти как наши! Должно быть, водские, – подумал он. – Недаром Вархо когда-то говорил, что водь и саами – родня, хоть и дальняя…»
Нойда обошел сани, пытаясь отыскать следы на дороге. А где упряжной лось? Положим, мог убежать в лес… Да и упряжь наследила бы. Нойда наклонился, поднял длинный плетеный ремень, привязанный к передку, повертел в руках. Значит, сани тащил человек. А почему бросил, куда подевался? Что было в санях, почему они пустые?
Нойда рассеянно поглядел в разные стороны и вдруг замер. В нескольких десятках шагов на дороге кто-то лежал.
Крадучись, нойда подошел поближе. Теперь он отчетливо видел тело, слегка присыпанное снегом. Мертвец лежал ничком, выбросив вперед растопыренную ладонь, будто в последнем усилии пытался уползти. От кого?
Нойда вскинул руку и хлопнул себя по левому плечу, скороговоркой призывая сайво-разведчика. Вскоре послышалось хлопанье невидимых крыльев. Нойда взмахнул рукой, отсылая духа. Теперь следовало взглянуть на лес его глазами… Что ж, добрые вести – близкой опасности не было. Лес, как и берег, был пуст – слишком пуст. Все сбежали, даже любопытные жадные лисы. Всем хотелось оказаться подальше от того, кто вышел из леса навстречу саням – судя по всему, прошлой ночью…
Нойда склонился над мертвецом, разглядывая его затылок. Мужчина, немолодой вожанин, судя по знакомым обережным узорам на вороте – как раз из рода Кадая. Того самого, который то ли не успел, то ли не захотел уйти на словенский берег. Слипшиеся вихры и борода обледенели и казались седыми…