Как мы ориентируемся. Пространство и время без карт и GPS - читать онлайн книгу. Автор: Маура О’Коннор cтр.№ 62

Никто не поднял руку.

«Откуда дует ветер? Кто-то заметил?»

«С юго-востока?» – неуверенно предположил юноша.

«Почему вы так думаете?» – спросил Хут.

«Потому что он, кажется, дул мне в спину».

«Ветер северо-западный, – сказал Хут. – В этом районе потоки воздуха между домами могут менять направление, и поэтому направление ветра лучше всего определять по движению облаков». Хут принялся писать на доске, рассказывая о механизме образования облаков, плотности воздуха, ветре и географии. Если вы думаете, что для лекционной аудитории Гарварда и для физика, специализирующегося на изучении элементарных частиц, это слишком просто, вы не одиноки, – я думала точно так же. Тем не менее я не смогла ответить на вопрос Хута о ветре. Я заметила, что в кампусе дует ветер, но не обратила внимания на его направление, причем это произошло не только сегодня – у меня вообще не было такой привычки. Мой метод наблюдения за погодой был таким же, как у большинства людей: я могла выглянуть в окно, чтобы решить, понадобится ли мне свитер, а за прогнозом погоды обращалась к телефону или компьютеру. Я считала эти прогнозы точными, но что касается интерпретации данных о погоде, их мне с таким же успехом могли предоставить Зевс или Гера. Это пример того, что антрополог Чарльз Фрейк называет «магическим мышлением». В качестве примера он приводит разницу в том, как средневековые и современные моряки понимают приливы. Современное западное общество знает о приливах намного больше, но теория этого явления, основанная на сложной математике, недоступна пониманию отдельного штурмана. «Сегодня морякам вообще незачем знать теорию приливов. Они просто каждый раз сверяются с таблицей приливов и отливов. Им не нужно рассматривать это явление как систему, – пишет Фрейк. – Поэтому к “магическому мышлению” в отношении приливов склонен именно современный грамотный моряк, а не средневековый» ^[217].

Судя по тому, что в среднем студенты в аудитории были лет на десять младше меня, я рискнула предположить, что все они точно так же зависимы от технологии, как я, если не больше. Даже элементарные навыки предсказания погоды были утрачены до такой степени, что мы не используем знания, повсеместно известные лишь несколько поколений тому назад – и это совершенно очевидно. «В наше время люди редко обращают внимание на погодные приметы, – впоследствии объяснял мне Хут. – Но в недалеком прошлом путешествия полностью зависели от погоды. Путникам приходилось полагаться либо на судьбу, либо на свою способность истолковывать приметы, чтобы самим предсказать погоду». Склонность студентов доверять технологии и преуменьшать значение собственных наблюдений Хут считает общей и довольно тревожной тенденцией современного образования. Студенты изучают биологию, химию и геологию – результат нескольких сотен лет научных открытий, – но эти знания у них остаются разрозненными, а не встроенными в общую концептуальную схему, то есть в непосредственный опыт. В аудиториях студенты жертвуют глубоким смыслом того, чему их учат, ради того, что Хут называет «хранением знаний». Мир уже ничего для них не значит, как и жизненный риск, – они просто утрачивают дар его видеть.

Для иллюстрации того, как широко распространилась эта тенденция и как она удручает, Хут часто цитирует документальный фильм «Личная вселенная» (A Private Universe), снятый Гарвард-Смитсоновским центром астрофизики в 1987 г. Авторы фильма пришли в Гарвард на церемонию вручения дипломов и спросили студентов разных курсов: «Почему летом тепло, а зимой холодно?» Из двадцати трех человек, которым задали этот вопрос, правильно ответили только двое. Мысль авторов очевидна: даже у высокообразованных людей отсутствуют элементарные знания о мире, в котором они живут. Почему происходит смена времен года? Чем объясняются фазы луны? Двести лет назад, отмечает Хут, любой неотесанный крестьянин – даже если он не ходил в школу и не представлял, что Земля вращается вокруг своей оси, – знал, что летом теплее потому, что Земля получает больше света. «Любой эмпиризм должен начинаться с того, что можно потрогать руками, – объяснял мне Хут. – Образование, особенно в науках, было отделено от реальности, и я думаю, что именно с этого нужно начинать».

Я поняла, что просьба к студентам элитного университета обращать внимание на погоду была обманчиво проста. Для того чтобы успешно освоить элементарный курс навигации Хута, студентам требовалось использовать самый главный аспект своего опыта, который очень часто ослабляется и заглушается: существование в пространстве и во времени. Так было не всегда, и это подтверждается тем фактом, что в другом конце здания, где проводит занятия Хут, размещена университетская коллекция научных инструментов. В ней тысячи западных приборов для наблюдения и навигации – телескопы, секстанты, компасы, глобусы звездного неба, – причем некоторые датируются началом XV в. Эти инструменты были неотъемлемой частью курса «натурфилософии», ставшего для Гарварда основным сразу после открытия учебного заведения в 1636 г.

Взгляды Хута на значение навигации изменились за время, прошедшее после его путешествий на каяке. Студенты часто приходят к нему на занятия, желая заполнить пробелы в своих знаниях. Это похоже на утоление жажды. В конечном счете горстка студентов рассказывала о головокружительных, почти мистических открытиях. «Я покидаю аудиторию с желанием учиться и просто слушать», – писал один из них. «Этот курс не о навигации, а о разумном образе жизни, о нахождении своего пути и самих себя», – отмечал другой. «Чтобы по-настоящему понять окружающий мир, мы должны погрузиться в него», – говорил третий.

Один из коллег Хута, двадцатитрехлетний аспирант Луис Баум, рассказывал мне, что он и другие преподаватели порой тоже так говорят. «Так, философствуем о том, как знание того, где находишься, помогает понять твое место в мире, – говорил Баум. – Мне комфортно, когда я ориентируюсь на местности. Я заметил, что мои друзья часто ведут себя одинаково: запоминают путь, а потом не обращают внимания на окружающее». Теперь Хут считает, что студенты, изучающие навигацию, чувствуют себя менее одинокими. «Это система, которую они используют для наблюдения, и она заставляет их очень внимательно относиться к тому, что их окружает, – говорит он. – А иногда навигация раскрывает им глаза на другие аспекты их жизни». И чем лучше они могут воспринять, понять и оценить все, что их окружает, тем шире, как кажется, их сознание – и тем сильнее их разум. В этом отношении эффект от изучения навигации подобен открытию для себя религии или преображающему жизненному опыту: истончаются барьеры между нами и миром.

Летом 2015 г., через несколько месяцев после того, как я приезжала к Хуту на лекцию, он отправился в трехнедельную экспедицию на Маршалловы острова, цепочку маленьких вулканических островков и коралловых атоллов в южной части Тихого океана. В составе экспедиции был профессор Делфтского технического университета Гербрант ван Вледдер, специалист по динамике ветра и волн, а также антрополог из Гавайского университета Джо Генц, который много лет живет на Маршалловых островах и ведет там научные исследования. Островитяне, исконные мореплаватели, пригласили их с собой – в путешествие между атоллами. В нем ученые могли собрать данные и прояснить, как местные ведут свои лодки через большие пространства открытой воды, ориентируясь лишь по волнам. Для этих навигаторов закономерности отражения и преломления волн при столкновении с сушей представляют собой своего рода карту. Этим законам юных мореходов традиционно учили с помощью местных навигационных карт – «решеток из палочек», переплетенных древесными волокнами с прикрепленными к ним раковинами. Их геометрический рисунок (прямые и изгибы) отображал характер движения волн вокруг островов. В конце XIX в. европейские исследователи отправили в музеи к себе домой несколько таких решеток, которые до сих пор вызывают неподдельный интерес картографов.