Надеюсь, на этот раз, выброшенная на улицу, ты поймешь, что эта система бессмысленна. Что имеет значение только власть. Ты была всего лишь пчелой в улье. А сейчас ты еще меньше, чем пчела, потому что вся власть у меня, и имя ей легион.
Конечно, кое-чем пришлось пожертвовать. Не обошлось без отклонений от плана. Но когда идешь на риск, мелкие оплошности неизбежны – так бывает при грандиозных экспериментах.
Ибо результаты оправдывают все. Я уже близок к цели. Течение обращено вспять. Охотница стала дичью для себе подобных, и они разорвут ее на куски, как волки.
Все оказалось так просто! Использование ревнивого дефективного ума не составляет труда. Эту жалкую Бауэрс будут оплакивать не более, чем остальные отбросы, от которых я избавляю общество.
Зато теперь общественное мнение всколыхнется, люди будут требовать правосудия, и Ева Даллас заплатит за все. Она перестанет быть даже мелким препятствием. А после ее устранения весь мой опыт и вся энергия снова сконцентрируются на работе.
Моя работа – самое главное. Когда она будет выполнена, мое имя станут произносить с благоговейным страхом и со слезами благодарности .
ГЛАВА 14
Рорк стоял на крыльце, ежась от холода, и ожидал возвращения Евы. Сообщение пришло в разгар весьма деликатных переговоров с одной фармацевтической компанией, которую он намеревался купить, реорганизовать и соединить со своей собственной.
Получив сообщение Пибоди, Рорк без колебаний прервал переговоры. Слезы в голосе стойкого полицейского потрясли его. Теперь Рорка занимала лишь одна мысль: поскорее вернуться домой.
После этого оставалось только ждать.
Увидев на подъездной аллее такси, Рорк ощутил приступ ярости. Эти ублюдки забрали ее служебный автомобиль! Ему хотелось сбежать по ступенькам, открыть дверцу, схватить Еву и унести ее куда-нибудь, где она не чувствовала бы горечь обиды.
Но сейчас ей нужен был не его гнев.
Рорк спустился вниз, когда Ева вышла из машины. Она стояла в холодном свете зимнего дня, бледная как смерть, с остекленевшими глазами и почему-то выглядела совсем юной. Выражение силы и «крутизны», которое она носила столь же естественно, как оружие, исчезло.
Ева не была уверена, что сможет говорить. В горле у нее пересохло, все тело онемело.
– Они забрали мой значок… – Жестокая реальность происшедшего внезапно ударила Еву, словно кулак. Горе захлестнуло ее горячей волной, угрожающей хлынуть из глаз.
– Я знаю. – Рорк обнял ее, ощущая, как она дрожит. – Мне очень жаль, Ева.
– Что же мне делать? – Ева, плача, прижалась к нему, не чувствуя, как он поднял ее, внес в дом и стал подниматься наверх. – Господи, они забрали мой значок!
– Мы все исправим. Ты получишь его назад, обещаю. – Войдя в спальню, Рорк сел в кресло. Она так сильно дрожала, что казалось, будто ее кости стучат друг о друга. – Положись на меня.
– Не уходи.
– Нет, малышка, я останусь здесь.
Рыдания не прекращались. Рорк уже начал опасаться, что Ева заболела, но она наконец перестала плакать и обмякла в его объятиях, как сломанная кукла. Он отнес ее в кровать и достал из шкафчика успокоительное. Ева, которая отказалась бы принимать болеутоляющее, даже получив дюжину ран, без возражений выпила лекарство.
Рорк раздел ее, как усталого ребенка.
– Они снова сделали меня ничем.
Он посмотрел в ее ввалившиеся глаза.
– Нет, Ева!
– Ничем. – Она отвернулась, закрыла глаза и провалилась в сон.
Она была ничем. Слабым, беззащитным ребенком, пытавшимся заснуть на узкой больничной койке, пахнущей болезнью и приближающейся смертью. Стоны, плач, монотонные сигналы аппаратов, негромкое шлепанье резиновых подошв по изношенному линолеуму… И боль, дающая себя знать, несмотря на действие лекарств, словно грозовая туча на горизонте, которая никак не прольется ливнем.
Ей было восемь лет – во всяком случае, так ей сказали.
А потом были бесконечные вопросы копов и социальных работников, которых ее учили бояться… «Они бросят тебя в яму, девочка. В темную глубокую яму!» Ей снова чудился этот злобный пьяный голос, и она просыпалась от наркотического сна, с трудом сдерживая крик.
Доктор с суровыми глазами и грубыми руками. Он занят, ему некогда. Она видела это в его взгляде и слышала в резком голосе, когда он разговаривал с сестрами. У него нет времени на бедных, жалких и убогих, которые заполняли приюты…
У доктора был золотой значок в петлице, поблескивающий, если на него случайно попадал свет из окна. Две свернувшихся змеи, смотрящие друг на друга…
Ей снилось, что эти змеи бросаются на нее, шипя, кусая и высасывая кровь.
Доктор часто делал ей больно – из-за спешки и небрежности. Но она не жаловалась, зная, что, если пожалуешься, будет еще больнее. У него были глаза, как у змеи – такие же жестокие и безжалостные.
«Где твои родители?»
Копы расспрашивали ее, сидя у кровати. Они были терпеливее, чем доктор, – даже угощали ее конфетами, потому что она была ребенком с растерянным взглядом. Ребенком, который никогда не говорил и не улыбался. Один из них принес ей игрушечную собачку. Потом собачку украли, но она запомнила ощущение мягкого меха и жалость в глазах копа.
«Где твоя мать?»
Она могла только качать головой, закрыв глаза. Была ли у нее мать? Из своей прошлой жизни она не помнила ничего, кроме злобного шепота в ухо, пробуждающего страх. Она пыталась изгнать из памяти все, что было до узкой койки приютской больницы.
Социальный работник с хорошо отработанной улыбкой, которая казалась фальшивой и вымученной, сказал, что ее назовут Евой Даллас.
«Это не я, – думала она. – Я – ничто. Я – никто».
Но во всех приютах ее называли Евой, и она постепенно привыкла к этому имени. Она училась давать сдачи, когда ее толкали, училась защищать себя, училась выживать – сначала просто так, потом с конкретной целью. Этой целью было получить полицейский значок и защищать тех, кто был никем.
С того дня, когда она впервые надела новую униформу, ее жизнь обрела смысл.
«Поздравляю вас, полицейский Ева Даллас. Полицейский департамент Нью-Йорка гордится, имея вас в своих рядах».
С этого момента работа стала для нее ярким пламенем, разгоняющим все тени. Наконец она стала кем-то!
«Я вынужден потребовать ваши оружие и значок».
Ева застонала во сне. Подойдя к ней, Рорк гладил ее по голове и держал за руку, пока она не затихла. После этого он подошел к телефону в гостиной и связался с Пибоди.
– Расскажите, наконец, толком, что происходит!