Буквально через десять минут к камере Гаррета подбегает Джудит. Она взволнованна. Мне кажется, что девушка всегда находится на какой-то грани эмоционального всплеска.
Коди открывает камеру, и она тут же подходит к Гаррету, который уже сидит на кровати, девушка говорит:
– Что случилось? Почему ты побежал? – ставит свой саквояж на стул и достает оттуда какие-то инструменты.
Гаррет поднимает руку, смотрит на воображаемые часы и серьезно говорит:
– У меня было время пробежки, – девушка хмурится и бросает на меня взгляд "помоги мне, я его не понимаю", – не люблю пропускать пробежку. Знаешь ли, здоровье – это важно.
– Это шутка? – спрашивает она.
– Нет. Я крайне серьезный человек. По поводу юмора обратись к Джервису, это тот, у кого одна рука, была одна. Он шутит редко, но довольно смешно.
Кажется, у Джудит сейчас лопнет голова, так как она совершенно серьезно отвечает:
– Хорошо.
Она начинает мерить Гаррету давление, перевязывает голову, видимо, Коди сильно приложил его. И следующие слова Гаррета звучат так неожиданно, что мы с Джудит вздрагиваем:
– Может сходим куда-нибудь вечером?
– Что? – хором интересуемся мы. Только Джудит выкрикивает это слово, а я шепчу.
Гаррет пожимает плечами и, не сводя взгляда с Джудит, говорит:
– Тут довольно-таки скучно, я бы сходил в клуб. Тут есть клуб? Предлагаю составить мне компанию.
Что-то внутри меня замирает, мышцы живота натягиваются, и я понимаю, что в этот момент ощущаю чувство, которое не имею права испытывать. Это ревность? Я не могу ревновать Гаррета. Точнее могу, но не имею на это права.
Джудит растеряна так, что бинт выпадает из её рук и беззвучно падает на пол.
– Гаррет, эм-м, триста тринадцать, тебе нельзя покидать бункер.
Гаррет берет девушку за руку, она сначала пытается её вырвать, но что-то в лице парня заставляет её прекратить сопротивляться.
– Может проведешь мне экскурсию по бункеру? – я вижу, как большой палец Гаррета вырисовывает круги на ладони Джудит.
Щеки Джудит горят, а я пытаюсь отвести взгляд с их рук, но мои глаза помимо моей воли возвращаются обратно, и я снова чувствую неприятный укол в районе груди. Всё же я отворачиваюсь, но уши мне никто не заткнул, и я лучше, чем хотелось бы, слышу их диалог.
– Гаррет, это неприемлемо. Я твой врач, ты не можешь вести себя так. Так…
– Так, это как? – голос Гаррета становится более тихим и более интимным.
– Вот так. Я… с тобой всё хорошо, я пойду.
И девушка с красными щеками быстро ретируется. Я же не могу заставить себя посмотреть на Гаррета, он меня сейчас раздражает. Нет. Не он меня раздражает. А я. Боже, что творится? Как я могу любить Рэя и в то же время ревновать Гаррета? Это ненормально! Неправильно! Аморально! И отвратительно! Мне мерзко от себя самой.
– Джо, – начинает Гаррет, и я тут же срываюсь, поворачиваюсь к парню и почти кричу.
– Ты можешь хотя бы перед лицом смерти думать головой, а не членом? – чувствую, как мои щеки краснеют, возможно, они даже краше, чем лицо Джудит минуту назад.
– Что? – кривоватая улыбка появляется на его лице, и он откидываясь на кровать, говорит. – Если у смерти такое лицо, как у Джудит, то, боюсь, сложно думать головой.
– Ты отвратителен.
Как и я.
– Нет. Я прекрасен. И позволь спросить, не из-за твоих ли детородных органов мы оказались здесь? Если бы ты не поперлась за Рэем, которому, к слову говоря, на тебя плевать, мы бы жили спокойно.
– Не хочу с тобой разговаривать.
Моё дыхание слишком частое. Я злюсь. На всех и на всё.
– Ревность тебе к лицу. – тихо добавляет Гаррет. – Мне определенно нравится.
– Я не ревную. – как можно безразличнее говорю я.
– Ревнуешь. – слишком уверенно говорит он.
Решаю прекратить этот разговор. Резко оборачиваюсь к Гаррету и серьезно произношу:
– Гаррет, мы с тобой никогда не будем вместе.
Он слегка сощуривает глаза. Почему он молчит? Мне становится неуютно, и тут Гаррет задает странный вопрос:
– Читала когда-нибудь любовные романы?
– Что?
– Читала любовные романы? Ну, это такие книжки, где любовь занимает девяносто пять процентов текста.
– Читала и что?
– Так вот, там героини всегда говорят нечто подобное.
– Мы не в любовном романе.
– Ты ошибаешься. Мы в нем. Только ты этого ещё не поняла.
Последнее Гаррет говорит так спокойно и уверенно, что я хочу его ударить, жаль стекло непробиваемое.
– Гаррет, ты идиот.
Он удовлетворенно улыбается, переворачивается на бок лицом ко мне и подмигивает.
– Ненавижу тебя. – говорю я.
– Неправда всё это.
Конечно, неправда. Но сейчас я ненавижу себя. Отворачиваюсь от Гаррета и, смотря на неприступного Рэя, проклинаю себя последними словами. Я предательница. Я только что официально предала мои с Рэем отношения. Сука! Я уверена, что если бы будучи на Корву Гаррет не попытался, да что там попытался, он поцеловал меня, то сейчас я бы точно никак не отреагировала на его общение с Джудит. Слова всё усложняют. Всегда. Ненавижу слова.
– Он может никогда не прийти в себя. – говорит Гаррет, словно читая мои мысли.
– Придет. Я это знаю.
– Ты в это веришь. Но не факт, что твоя вера будет оправдана.
Слезы копятся в глазах и, сморгнув их, я говорю:
– Гаррет, я не хочу разговаривать.
И больше он мне ничего не говорит.
Я так и буду лежать на кровати и корить себя за чувства, которые мне ненавистны. Гаррет так и будет молчать, изредка переворачиваясь на кровати. Рэй так и будет стоять по ту сторону от меня, по-прежнему далекий и чужой.
Но всё это изменится.
Ещё до начала ненавистной утренней мелодии за мной придет сам Отец. И тогда в действие придет Рэй, который будет вытаскивать меня из камеры, я буду сопротивляться. В этот раз я буду кричать, кусаться и даже пару раз заеду Рэю по лицу, мысленно прося у него прощение. Гаррет будет разбивать стул о стекло и кричать, чтобы меня оставили в покое. И в момент, когда Рэйлан будет уносить меня с активированным на сорок пять процентов браслетом, я увижу Гаррета, а точнее, я увижу его глаза. Сожаление, потеря, скорбь – именно таким взглядом он проводит меня на очередные опыты. Вокруг него будет валяться разломанный стул, а стекло между нашими камерами вновь окрасится в алый. Но в этот раз я не буду говорить ему: "Не надо". В этот раз я буду думать только о том, как мне страшно, и том, что я не должна была быть с ним груба.