– О чем это ты? – непонимающе спрашиваю у него, тоже поднимая маску к лицу.
– Один из них воткнул нож тебе в живот. – Кейн приподнимает брови. – Проблем с этим не возникнет?
– Нет, никаких проблем. – произношу сквозь сжатые зубы.
Хотя сама в этом не уверена. Абсолютно не уверена.
7. Шесть недель
Ной
С трудом принимаю сидячее положение. Все мышцы затекли от долгого лежания в неудобной позе. Воспаленными глазами смотрю вокруг. Ничего нового, все та же камера, к которой я уже успел привыкнуть. Вокруг кромешная темнота, но зрение Жнеца помогает мне видеть довольно четко. С моего заточения прошло уже шесть недель. Две недели назад закончилось действие стимулятора. Неделю я сидел без еды, благо воды из-под крана могу пить сколько угодно. А восемь дней назад пришел Бишоп, привел одного из своих приспешников, и начались многочасовые пытки. Он сообщил, что ни один дрон не смог засечь меня в центре Спирали, а значит, никаких доказательств того, что я не связан с оппозицией нет. Ничего удивительного он мне не сказал, ведь я сам сделал так, чтобы не попасть в объективы их камер. Не знаю, почему до сих пор терплю ежедневные истязания и не рассказываю ту крупицу информации про оппозиционеров, которую знаю. Давно пора сдать доктора Мартин, ведь она – единственная цепочка, указывающая на оппозицию. Но я молчу. Не надо быть умником, чтобы знать, как только я заговорю, Бишоп не отстанет. Будет требовать еще и еще информацию, которой у меня нет. Главная проблема сейчас в том, что я ослаб. За две последние недели мне всего один раз приносили еду, а этого недостаточно. Измученное тело скоро не сможет терпеть ежедневные многочасовые пытки. Я либо сдамся и заговорю, либо умру. Жду не дождусь второго варианта, ведь я не такой дурак, чтобы надеяться, что меня выпустят отсюда живым. Да и Бишоп этого не допустит. После того, что он мне тут устроил, ни о какой работе на него не может быть и речи. Иногда, в очередной раз проваливаясь в забытье, думаю о том, что нужно было принимать предложение доктора Мартин. Оппозиция хотя бы против пыток и издевательств.
Со второй попытки получается встать на ноги и, держась за ноющие ребра, доковылять до раковины. Вдоволь напиваюсь ледяной воды, умываюсь, с трудом сдерживая болезненный стон. Болит буквально все тело. Даже лицо, по которому мне вчера досталось сильнее обычного. Медленно возвращаюсь обратно и сажусь на койку, поморщившись, приваливаюсь спиной к стене. Эта недолгая прогулка отняла у меня, кажется, последние силы. Закрываю глаза и надеюсь поскорее уснуть, но сон не приходит. По внутренним ощущениям понимаю, что очередной приспешник Бишопа должен уже быть здесь, но его почему-то до сих пор нет. Может в этот раз пожалует сам глава Жнецов, он любит эффектно появиться, скорее всего из-за этого и задержка.
Проходит еще около часа, я уже не верю своему счастью, неужели сегодня обойдется без пыток? Но, как говорят, мысли материальны. Похоже, своей радостью я все-таки притянул неприятности. Слышу противный лязг щита, закрывающего решетку, открываю глаза и, слегка прищурившись от ударившего по глазам света из коридора, смотрю в ту сторону. Это что-то новенькое. Зачем ему смотреть на меня сквозь решетку? Несколько секунд ничего не происходит, а потом скрипит засов, и почти сразу же нараспашку открывается дверь. На пороге стоит Жнец. Он в маске. Еще одно новшество. Жнецы не носят маски в Пирамиде. Он нерешительно замирает на пороге, а я, с трудом напрягая связки, говорю голосом, который сам не узнаю:
– Ты сегодня поздно.
Он вздрагивает, словно от удара, а потом бегом бросается ко мне, на ходу снимая маску. Глазам своим не верю, хочется поднять руку и протереть их, ведь то, что я вижу, не может быть на самом деле. Здесь… Ева? И тут же все становится понятно, я все-таки уснул, и мне снится прекрасный сон о девушке, о которой я думаю все свободное от пыток и забытья время. А может это галлюцинация? Брови моего видения сведены к переносице, в глазах плещется беспокойство, но я рад видеть ее даже такой. Вот только волосы… они значительно короче прежней длины. Мне не нравится. На мгновение закрываю глаза, в надежде, что волосы примут обычный вид, но тут же открываю их вновь, боюсь, что видение исчезнет.
– Ной, – вдруг шепчет девушка с надрывом, опускаясь рядом со мной на край узкой койки.
Сердце щемит. Ей больно? Плохо? Что не так? Протягиваю руку, аккуратно касаясь ее щеки, и убеждаюсь, что это действительно сон. В реальности своим прикосновением я причинил бы девушке боль. В реальности Ева мертва! Мысль бьет под дых, лишая кислорода.
– Прости, – хриплю я. – Я не спас тебя.
В ее глазах появляются слезы, одна срывается и катится по щеке. Стираю ее большим пальцем и чувствую… ее кожа, она такая нежная, от нее исходит невероятное тепло. Не может этого быть, но я хочу остаться в этом сне-галлюцинации навсегда. Быть рядом, прикасаться, смотреть в бездонные глаза. В следующее мгновение делаю то, на что никогда не решился бы в реальной жизни. Но раз жизнь дает такой шанс, грех им не воспользоваться. Превозмогая боль в покалеченных ребрах, наклоняюсь вперед и легко касаюсь губ девушки своими. Это действие столь желанно, что я не могу оторваться от нее, запуская руку в ее волосы и притягивая ближе.
– Ной… – тихо выдыхает она мне в губы, и я слегка отстраняюсь назад.
Смотрю в прекрасные серые глаза, которые магнитом притягивают к себе. А потом Ева сама наклоняется чуть ближе и неуверенно целует меня, словно спрашивая разрешения. Глупое сердце ликует, наплевав на то, что все это не по-настоящему. Чувство разочарования накрывает темным облаком, когда девушка резко отстраняется. Почти в то же мгновение на пороге камеры возникает Жнец. Или нет. Мысли путаются. Что происходит?
– Пора? – с тревогой спрашивает Ева.
Жнец кивает.
– Вы нашли всех троих?
Снова кивает.
– Это Ной. – она указывает на меня, а затем уверенно заявляет. – Забираем его с собой!
Жнец снова кивает и исчезает из поля зрения.
– Идти можешь? – теперь Ева обращается ко мне.
Я тупо смотрю на нее. Не могу понять, что происходит. Зачем куда-то идти?
– Что же они с тобой сделали? – тихо говорит она словно сама себе. – Ничего, я заберу тебя отсюда, и ты будешь в порядке, обещаю! А теперь помоги мне, пожалуйста! Вставай! Надо убираться отсюда.
Она помогает мне встать на ноги и ведет прочь из ненавистной камеры, в которой я пережил ужасные моменты в своей жизни. Каждый шаг отдается болью во всем теле, но я превозмогаю ее и шагаю вперед на нетвердых ногах. Мозг включается в работу, подсказывая, что это не может быть сном. Во сне не бывает так много реальной боли.
– Ты… это правда ты? Ты жива? – спрашиваю едва слышно, не веря сам себе.
Но Ева слышит.
– Да, жива. – тяжело дыша, говорит она. – Меня спасли. Подробности расскажу позже. А сейчас надо спешить.
Словами не передать насколько сильно я удивлен, но еще больше рад. Это придает немного сил, чтобы покинуть это чертово место. Мне не важно, куда идти, главное, чтобы она была рядом. Она пришла за мной, а значит, у меня есть шанс… Но как она выжила? И почему свободно прикасается ко мне? Очевидно, что с ней что-то сделали, ее изменили. Думать о причине этой новой особенности в данный момент не хочется. Итог этих размышлений мне не нравится. Ведь, если это то, о чем я думаю, она пережила ужасное, то, чего вообще не заслужила. Выходим в коридор и медленно продвигаемся в сторону лестницы. Большинство камер открыты. Коридор полон людей, которые выглядят как Жнецы. Некоторые из них забрали узников из мест их заточения, другие рассредоточились вокруг и держат периметр под контролем. В руках большинства людей оружие, это указывает на их принадлежность к оппозиции. Тяжело опираясь о плечо девушки, переставляю ноги с максимальной скоростью, на которую сейчас способен. Еве, должно быть, очень тяжело, но она не жалуется. Выражение ее лица выдает решимость, все тело излучает яростную энергию, которая придает мне дополнительные силы. Сейчас я не способен трезво соображать, и, если честно, все еще до конца не уверен в том, что все происходящее – правда, но по-настоящему рад быть рядом с ней, чувствовать тепло ее кожи, аромат волос, исходящую от нее решимость. Впервые за все свое существование хочу, чтобы момент настоящего, растянулся на всю жизнь. Останавливаемся возле лестницы, чтобы перевести дух и пропустить вперед всех людей, забравших заключенных, которых не меньше десяти человек. Одни из них, пусть и с большим трудом и с поддержкой, передвигаются самостоятельно, другие без чувств, поэтому их приходится буквально тащить на себе. Часть оппозиционеров с оружием спускаются вниз, несколько остаются позади, чтобы прикрыть им спины. Ступаем на лестницу и начинаем медленно и как можно более осторожно спускаться вниз, Ева при этом опирается свободной правой рукой о стену, а левой теснее притягивает меня к себе. Несмотря на то, что идти недалеко, ведь мы спускаемся всего со второго уровня, путь отнимает какое-то время. Вижу, что девушка устала, но все равно продолжает поддерживать меня, не просит помощи у своих новых друзей. Остается преодолеть не больше десяти ступенек, когда понимаю, что-то не так. Снизу сначала доносятся крики, а потом раздаются выстрелы. В глубине души я знал, что все не может пройти гладко, даже удивительно, что оппозиционерам удалось незамеченными пробраться в Пирамиду и даже забрать заключенных. Похоже, внизу разгорается нешуточная битва. Ева притормаживает и напряженным голосом спрашивает то ли у меня, то ли у кого-то из идущих позади людей: