Я даже не хочу представлять его размеры, но судьба решает за нас, потому что впереди появляется небольшой просвет и громадина вальяжно, как хозяин неба, вплывает туда всей своей «тушей», красуясь в лучах невыносимо красного закатного солнца.
Если это и летающий корабль, то он просто… ужасен.
Черный, с длинными колоннами дымящих труб, высокими черными парусами, часть которых покрыта красными витиеватыми крестами, пронзенными тремя мечами. Я уже видела такой. Кажется, в одной из Хроник, которые читала в монастыре, была гравюра о первом сражении с Вольными народами поднебесья. У одного, самого отчаянного капитана, был такой же крест на флаге, но с одним мечом. К концу битвы его флаг был весь в дырах, но храбрый капитан все равно не сдался и даже когда падал, направил свой корабль на арию Артании.
Кажется, в Хрониках было написано, что с тех пор этот герб стал символом непримиримой борьбы Свободных Лордов.
И если это так, то падение этого корабля, увешанного огромными шарами, способно запросто стереть с лица земли сразу всю столицу.
Дракон снова делает крен, на этот раз — в противоположную сторону, и я снова мысленно показываю ему место, куда нам нужно попасть. Никак иначе мне это не сделать, потому что те два раза, когда меня привозили и забрали из Горностаевого приюта, это было через Врата, и все, что я могу «показать» — пики роскошного замка, зеленые рощи и высокие снежные пики золотоносных гор.
Но, проходит совсем немного времени, и вереди я вижу именно этот пейзаж — и те же рощи, и те же горы. И золоченые пики замка, которые покрылись закатным багрянцем. Я приказываю дракону лететь ниже, и он послушно опускается на подходящую высоту.
Я даже толком не успеваю порадоваться, что хотя бы на этот раз все прошло без непонятных происшествий, потому что замечаю на дороге, ведущей к главным замковым воротам длинную процессию крепко вооруженных людей. Их не меньше пары сотен, но все они точно не из армии Эвина. Я вообще не вижу никаких знамен.
Мы с Малышком спускаемся еще ниже, и мой дракон послушно парит, чтобы не привлекать внимание шумными взмахами крыльев. Хотя, если кому-то придет в голову посмотреть вверх — нас сразу разоблачат.
Кажется, самое время узнать, может ли мой маленький боевой «конь» плеваться огнем. Ну или выкидывать какие-то другие кульбиты.
Впереди процессии, сразу за первой парой всадников, тяжеловозы тянут крепкую железную клетку, внутри которой точно кто-то есть — я хорошо вижу прикованные к решеткам и распятые в разные стороны руки.
Наверное, это очень важный пленник, раз его, даже скованного, везут под таким конвоем.
Плачущий помоги…
Я вспоминаю нашу с герцогиней «последнюю» встречу. Рэйвена, склоненного над ней. И клинок, который она вонзила в него недрогнувшей рукой.
Это он?! Мой непутевый герцог?!
Дракон пикирует вниз до того, как я успеваю отдать мысленный приказ.
Я держусь из последних сил, и даже почти не удивляюсь, когда почти на самом подлете к земле, из его пасти вырывается шар трескучего черного пламени. Мой Малыш совсем не так прост!
Тьма врезается в ровный строй, и расшвыривает людей в разные стороны, словно беспомощных жуков, заодно отрывая руки и ноги. Тем, которые были в самом центре, не повезло больше всего — они, как капли воды, просто мгновенно испаряются, даже не успев осознать боль, и оставляя после себя смазанные следы на земле.
Прежде чем приземлится, мой дракон ударом гири успевает смахнуть еще десяток солдат.
Неожиданность — наше главное преимущество. И аура страха, заставляющая воинов, побросав оружие, хвататься за головы и орать от ужаса.
Наверное, если бы во мне самой не было Тьмы, я бы тоже грохнулась в обморок, когда впервые собственными глазами увидела живых драконов.
Когда я спрыгиваю на землю и очертя голову несусь к клетке, мой большой «маленький» помощник успевает прикрыть меня крылом от парочки летящих мне в спину арбалетных болтов. И тут же изрыгает новое облако Тьмы, избавляясь от большей части оставшихся в живых воинов. Выжившие бросаются врассыпную, и я не могу не признать, что послевкусие их паники и ужаса приятно щекочет мою жажду крови.
Клетка уже совсем рядом.
Я едва не падаю, носком зацепившись за обугленный скелет, но как-то собираюсь и удерживаю равновесие.
Еще буквально пара шагов.
Плачущий, ни о чем тебя больше не прошу, но пусть он будет жив!
А за предательство и то, что он сделал… я лучше сама ему оторву голову!
Клетка валяется на полу, потому что лошади сорвались с оглобли и сбежали куда-то вслед за недобитками пока что безымянной армии.
Приходится встать на колени, чтобы перехватить тонкие изодранные пальцы, торчащие сквозь прутья решётки. Но…
— Это не Рэйвен, — рассеянно говорю себе под нос, потому что у моего несносного герцога крепче руки и суше пальцы.
И волосы иссиня-черные, а у пленника они, хоть и грязные, и всклокоченные, но белые, словно ранний зимний снег.
Он медленно, не издавая ни единого звука, поднимает голову. Обескровленные, разбитые губы искривляет почти рассеянная ухмылка.
— Ты была последним человеком, кого бы я заподозрил в своем спасении, — хрипло говорит Эвин Скай-Ринг, и снова обессиленно роняет голову, упираясь подбородком в грудь.
Я инстинктивно одергиваю руку, но он даже не пытается меня удержать. Его ладонь беспомощно болтается в кованном стальном наручнике.
Этот человек, если бы его план осуществился, собирался принести меня в жертву для исполнения своих замыслов. Я была нужна ему, чтобы повелевать Бездной, чтобы стать голосом улья и превратить мой народ в своих послушных марионеток.
Как теперь делают проклятые Воздушные Лорды, чтоб их тьма разорвала!
— Так сделай это, — уж не поднимая головы, хрипит Эвин.
Я что — снова думала вслух?
— На твоем месте, сиротка, — звучит как издевательство, — я бы так и сделал.
— Мне это прекрасно известно, Ваше Величество. — Как-то само получается, что его титул в моем «исполнении» звучит как отборное ругательство, и я мысленно прошу Плачущего заодно простить мне и это неуместное злорадство. — Но вы правы в одном, ваше Величество — я была бы последним человеком, кто в здравом рассудке решил бы протянуть вам руку помощи.
Мой дракон вертится рядом, и я приказываю ему сломать прутья.
Они очень толстые и крепкие, но одного удара лапы хватает, чтобы они разошлись в стороны, как дольки перезревшего апельсина. Цепь рвется как сухая травинка, и Эвин вываливается из клетки прямо мне на руки.
У него изодрано лицо, сломан нос, волосы на затылке сбились в колтуны засохшей крови. Он наверняка очень за дорого «продал» свою свободу. Но даже у королей-долгожителей силы всегда конечны, и у них всего лишь одна жизнь, как и у всех простых смертных.