Все присутствующие тяжело сопели, обдумывая эту тираду. Наконец Коэн подал голос:
– Спрошу еще раз: вы окончательно определились с этим снимком? У вас нет ни малейших подозрений? Ни тени сомнения?
Боб постучал пальцем по А-4511:
– Здесь ваша ягодка, здесь. Я только что перечислил необходимые условия для тренировки снайпера, и тут всё есть. Взгляните на юг: там сделали вал, то ли бульдозером, то ли экскаватором, чтобы стрелок видел фонтанчик пыли в том месте, куда попадает пуля. Расстояние вам известно? Я бы сказал, что здесь около тысячи ярдов.
– Примерно, – кивнул Коэн. – Если точнее, тысяча двадцать семь.
– Раз вы моментально уточнили, значит над снимком уже потрудились ваши специалисты. Тоже выбрали этот участок и рассчитали точную дистанцию.
– Сержант Свэггер не дурак, – сказал Коэн. – Ничего не упускает. Что ж, продолжайте.
– Тысяча ярдов. Для боевого столкновения очень дальний выстрел, для современного снайпера – не особенно. В Афганистане дистанции были посерьезнее, гораздо больше тысячи ярдов, а то и больше мили. Еще пара моментов: если он стреляет на такое расстояние, ему нужна другая винтовка, получше. На тысяче ярдов у «дракона» с патроном семь шестьдесят два проседает баллистика. Сколько-то раз можно попасть, но промахов будет значительно больше, поэтому Джубе пришлось обновить железо.
Угрюмый старик шепнул что-то Коэну. Тот кивнул и повернулся к Свэггеру:
– В отличие от меня, наш директор – человек немногословный. Поэтому за него распинаюсь я. Он только что попросил подвести итоги. Итак, что вы можете сказать по поводу нынешней ситуации с учетом того, что разглядели на снимках? При каком сценарии из этой информации можно извлечь реальную пользу? Такой сценарий вообще существует?
– Конечно. Джуба пока не собирается уходить на покой. Я бы сказал, что он выбрал это место не без причины. Готовится к выполнению какого-то задания, причем весьма непростого: взгляните, сколько денег во все это вбухано. Прочесали всю страну, нашли идеальное место, приняли серьезные меры по обеспечению секретности. А мы наткнулись на него лишь потому, что миссис Макдауэлл…
– Да хранит ее Господь, – встрял Коэн.
– Послушайте, – продолжил Свэггер, – может, я слишком много на себя беру? В конце концов, это ваша страна. Но Джуба, очевидно, к чему-то готовится, и сейчас настал предпоследний, а то и заключительный этап тренировки. Значит, Джуба может исчезнуть в любой момент. Это не мое дело, но на вашем месте я завтра же отправил бы туда пару вертолетов с крутыми ребятами, чтобы те угондошили этого мерзавца. Во-первых, он заплатит за все те беды, что натворил. А во-вторых, и это главное, не натворит новых. Короче, завтра – это крайний срок.
– Но почему завтра, сержант Свэггер? – поинтересовался Коэн. – Мы что, похожи на волшебников? Не уверен, что мы сможем достать его завтра.
– В таком случае когда? – спросил Свэггер, и тут заговорил директор:
– Через два часа. Что скажете?
Глава 9
Окрестности Ирии, Южная Сирия
Он ненавидел и отца, и мать, и медресе с докучливыми учителями, ненавидел побои, наказания, оскотинивание, бесконечное и безнадежное отчаяние, ненавидел все, что было «раньше». Все, кроме пшеницы.
Он состоял из пшеницы, был рожден от нее.
Когда солнце скрылось за западными холмами, он был в нескольких сотнях метров от дома. Отзвучали молитвы, рабочий день подошел к концу, и теперь он сидел среди колосков. Тьма была красивая, глубокая; вокруг – тишина, в небе – множество звезд. Пшеница шуршала на ветру, словно нашептывала какие-то слова. Развернувшись, он взял в пригоршню несколько колосков и поднес их к глазам.
У них потрясающе сложная структура, такое чудо мог придумать один лишь Аллах. Чешуйки крохотные, совершенно одинаковые, и в каждом колоске зреет жизнь. Зерно превратится в муку, мука превратится в хлеб, хлеб насытит мусульманина и придаст ему сил.
Не будь пшеницы, не было бы его самого. Нужно было нагибаться за колосьями, и спина стала крепкой, нужно было искоренять сорняки, и ноги стали проворными, нужно было орудовать серпом, и руки стали безжалостными, нужно было молотить урожай, и координация движений стала идеальной. Позже появились механизмы, но в его времена всё делали вручную – ты находил правильный ритм, всегда направлял свой цеп туда, куда надо. Таким был его дар: он работал цепом быстрее и точнее всех в округе. Позже, на потеху братьям и односельчанам он стал показывать фокусы, и тоже получалось недурно: например, он выкладывал на стол три куриных яйца и разбивал их тремя меткими ударами цепа или подбрасывал яйца – одно, второе, третье – и не давал им упасть на землю, расшибал цепом прямо в воздухе, с правой руки, с левой, даже за спиной, и желток брызгал на окружающих, и все радостно смеялись. Да, он был одаренным парнишкой и с теплом вспоминал праздники урожая. Пожалуй, это были самые приятные моменты в его жизни.
Но потом, конечно же, наступили суровые времена. Что за война? Он не помнил, войн было слишком много, да и какая разница? Повсюду страх смерти от недоедания, матери укачивают голодных младенцев, а те никак не умолкают. Хотя воевали где-то далеко, власти забирали весь провиант для армейских нужд, а имамы требовали повиновения, ибо повиновение – залог выживания и грядущего господства. Легко сказать, да трудно сделать.
Вдобавок ко всему землю выжгла засуха, тяжелые черные тучи не проливались дождем, система ирригации была примитивной, воды катастрофически не хватало. Многие задавались вопросом, как Аллах мог отвернуться от Его послушных детей, но снайпер об этом не думал. Он взращивал свои страдания, наблюдая, как они распускаются цветком ненависти, и укреплялся в решении следовать по выбранному пути. «Если будет на то воля Аллаха, я выживу. Если будет повеление Аллаха, я стану сражаться и умру смертью мученика. Смилуйся, Аллах, не обрекай меня на крестьянскую смерть от голода в забытом Тобою углу, что когда-то был великой империей, ведь это пустая, бессмысленная смерть, и какая от нее может быть польза?» Он знал, что такие мысли – это вероотступничество, но ничего не мог с собой поделать. Аллах непременно уготовил ему иное будущее, Он придаст снайперу сил, позволит ему вырасти и созреть, словно пшеничному колосу, а потом сделать то, что следует. А если нет, зачем Аллах даровал ему умение так ловко орудовать цепом?
Теперь же, много лет спустя, после великих подвигов во имя Аллаха, он старался все позабыть, ибо какая польза от этих воспоминаний?
Значение имеет только завтрашний день. Задание. Ты выжил во многих битвах, воин ислама, и завтра предстоит еще одна. Ты стал тем, кем ты стал, и тебе дозволено прожить свою жизнь не зря.
«Аллах акбар», – подумал он. Аллах велик.
И услышал шум вертолетов.
Глава 10
Причин отказать было множество, одна весомее другой. Все их терпеливо перечислили в «рейнджровере», мчавшемся сквозь ночной Тель-Авив в сторону аэродрома.