Воображая город. Введение в теорию концептуализации - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Вахштайн cтр.№ 61

Страница

Заядлые курильщики на собственном опыте знают, как рутинное нерефлексивное действие может приобретать моральные импликации. Приближение матери с маленьким ребенком заставляет убрать руку с сигаретой за спину и выдохнуть дым в сторону. Курильщик предпочтет выбросить окурок до того, как спустится в подземный переход (особенно если этот переход не является частью его рутинного маршрута и в нем могут оказаться стражи правопорядка). Курящий пешеход регулярно сталкивается с проблемой – отклоняться ли в сторону от намеченной траектории движения, чтобы выбросить окурок, или проще бросить его на асфальт? Если урны впереди не предвидится, сколько вы готовы нести обугленный фильтр в руке и сколько времени потратить на ее поиски? Кинуть окурок на асфальт или незаметно бросить в решетку ливневой канализации? Становится ли урной кадка для растений на городской пешеходной улице, если в ней уже лежит три десятка окурков? Человек, который без тени сомнения заявит, что он никогда не бросал бычок на тротуар рядом с ожидающим его такси, скорее всего, не является заядлым курильщиком (или не пользуется услугами такси).

К. Кайзер, Л. Линденберг и Л. Стег из гронингенского университета провели любопытный эксперимент [Keizer, Lindenberg, Steg 2008]. На улице небольшого нидерландского городка (собственно, Гронингена), на которой жители паркуют свои велосипеды перед походом в магазин, висел знак, запрещающий рисовать граффити на стене дома:

Пока стена оставалась чистой, 25 из 77 велосипедистов бросили бумажку на землю или перевесили на велосипед соседа. Затем экспериментаторы, дождавшись ночи, раскрасили стену рисунками, больше похожими на каракули ребенка, чем на работы «продвинутых» мастеров городского граффити. При той же погоде и в то же время суток эксперимент был повторен. Теперь «асоциальное поведение» продемонстрировали уже 53 человека из 77.

Так комментирует результаты психологического эксперимента биолог Александр Марков (сходу отметая возможное рационально-утилитаристское объяснение) [там же].

Экспериментаторы неоднократно варьировали тип сигнала, запускающего «асоциальный» сценарий. Выяснилось, что даже звуки взрывающихся петард и новогодних фейерверков (строго запрещенных в городской черте) увеличивают число нарушений.

Гронингенские эксперименты служат уроком всем тем, кто испытывает склонность к рассуждениям в жанре: культура «у нас» и «у них». (Почему-то особенно частый объект подобных псевдосравнительных спекуляций – соблюдение норм в московском и в нью-йоркском метрополитене.) Даже добропорядочные гронингенцы ведут себя как обитатели северного Гарлема, если получают сигнал, минимально отличающийся от привычных настроек поведения. Однако здесь обнаруживается новая опасность.

Слишком легко переопределить «сообщения» как «стимулы», а повседневное поведение в городе – как «реакции» на них. Нет ученого более беспомощного, безответственного и испорченного, чем «бихевиористский зомби», убежденный в том, что взаимодействие людей в «городской среде» программируется правильным набором стимулов и подкреплений. В методическом отношении бесчисленные эксперименты городских психологов, заваливающих мусором пешеходные улицы европейских столиц, куда беднее, чем исследования их коллег-ситуационистов [Росс, Нисбет 1999]. В содержательном же плане их выводы больше напоминают политизированные клише в духе полюбившейся американским муниципалитетам «теории разбитых окон» [Wilson, Kelling 1982].

Не спасает здесь и оппортунистское смягчение позиции ортодоксального бихевиоризма по вопросу свободы воли действующих агентов. К примеру, в теории «реципрокного бихевиоризма» Альберта Бандуры люди самостоятельно актуализируют те средовые стимулы, которые в дальнейшем определяют их поведение, но это не решает проблемы редукции социального взаимодействия к поведенческим реакциям. Бандура заметил в своем президентском послании:

То есть на этапе выбора кинотеатра мы действуем как свободные и ответственные субъекты, а в самом кинотеатре – как «примечательно сходные» поведенческие единицы. Улицы и офисы, видимо, тоже следует рассматривать по аналогии с бассейнами.

Стоило ли фрейм-аналитикам тратить столько усилий на размежевание с «когнитивизмом» только для того, чтобы войти в альянс с бихевиористами? Однако сам этот теоретический ход – подмена «сообщений» «стимулами», а «событий взаимодействия» «поведенческими реакциями» – во фрейм-анализе табуирован. Поскольку в основе исследования фреймов социальной жизни лежит радикально антибихевиористская теория метакоммуникации Грегори Бейтсона.

В 1970 году проектировщики из офиса нью-йоркского мэра Джона Линдси обратились за помощью к экологам и кибернетикам с просьбой разработать перечень приоритетных направлений городского планирования. В ответ на это предложение Грегори Бейтсон (наиболее уважаемый и почтенный представитель пула приглашенных экспертов) созвал конференцию под названием «Реструктурирование экологии большого города». В своем пленарном докладе он попытался «перевести» проблематику городского планирования на язык, который он сам – вслед за Джефри Виккерсом [Vickers 1968] – назвал экологией идей:

…идеи присутствуют (одни эксплицитно, другие имплицитно) в действиях и взаимодействиях людей. Одни из них сознательны и ясно определены, другие туманны, а многие бессознательны. Некоторые из этих идей разделяются повсеместно, другие дифференцируются по различным субсистемам общества… Для этой сложной сети детерминирования идей (и действий) характерно то, что определенные звенья в сети часто слабы, однако каждая данная идея (или действие) подвергается множественному детерминированию многими переплетенными характерными чертами. Когда мы ложимся в постель, мы выключаем свет частично под влиянием экономики бережливости, частично из психологических побуждений, частично под влиянием идеи права на частную жизнь, частично – для уменьшения сенсорного воздействия и т. д. [Бейтсон 2000: 465–466].

Страница