– Неужели это правда? – ошеломленно пробормотал он, недоверчиво глядя на девочку.
– Неужели правда?! – раздался, как эхо, голос мадам Рёгар, и Фрази спохватилась, что, забывшись, принялась рассказывать о парижских приключениях во весь голос!
Она проболталась. Она нарушила запрет отчима. Что теперь будет?!
– Что ты наделала, Фрази! – испуганно воскликнула Жюстина. – Ах, зачем ты рассказала о тех событиях?! Если об этом узнает Филипп, нам плохо придется. Он так боится за нас! Умоляю вас, Амели, Шарль, – никому ни слова! Это может стоить нам жизни. Сами знаете: многие ненавидят русских и тех, кто помогает им. Пожалуйста, пожалуйста!
– Я никому не скажу, – горячо проговорил Шарль. – Клянусь! Я не смогу предать свою невесту!
И он быстро поцеловал Фрази в щеку.
– Невесту?! Рано еще, Шарль, называть Фрази невестой! – возмутилась Амели. Ее лицо покрылось пятнами, руки нервно тискали края кружевного канзу. – Ты не должен этого делать, ты вообще не должен был открывать нашу тайну! Сам знаешь, отец хотел сделать предложение мадемуазель Бовуар по всем правилам! И вообще… вдруг ты со временем выберешь себе в жены другую девушку? Неужели ты думаешь, что мы будем мешать твоему счастью? Да мадам и мсье Бовуар вряд ли захотят испортить тебе жизнь, настаивая на исполнении какого-то старинного договора, правда, Жюстина, дорогая?
Жюстина растерянно кивнула:
– Ну да, мы… подумаем… обсудим…
– Матушка, что вы такое говорите? – начал Шарль. – Что это значит?!
Он не договорил: Амели вдруг схватилась за сердце и мучительно застонала, откинув голову на спинку кресла.
Фрази, которая частенько прислушивалась не только к политическим разговорам, но и к дамским сплетням, знала, что мадам Рёгар своими сердечными приступами и обмороками добивается от сына и мужа всего, что ей взбредет в голову.
Никто в истинность этих приступов и обмороков не верил! Никто, кроме мужской части семьи Рёгар.
Фрази оглянулась на мать. Она пошатнулась, и Фрази испуганно подхватила ее под руку.
Губы Жюстины побелели, темные тени вмиг окружили глаза, а пальцы, которыми она вцепилась в плечо дочери, стали ледяными. Это были уже знакомые Фрази признаки настоящего, подлинного сердечного приступа, одного из тех, от которых Жюстина отходила с трудом, и Фрази чуть не закричала от испуга, однако едва слышный шепот матери: «Нет! Молчи!» – долетел до ее слуха, и она поняла, что гордость не дает Жюстине показать свои непритворные страдания и хоть чем-то уподобиться притворщице-подруге.
– Мне очень жаль, что я тебя расстроила, дорогая, – с трудом пробормотала Жюстина. – Мы лучше уйдем. Извини. До свидания, Амели, Шарль.
Фрази метнула взгляд в его сторону. Ее «жених» обмахивал мать веером, однако смотрел он на Фрази.
Та опустила глаза. У нее язык чесался, ну просто до боли чесался ляпнуть: «Не волнуйтесь, мадам Рёгар! Филипп Бовуар всего лишь мой отчим, он не имел права заключать договор насчет моего замужества. Так что ваш сын может считать себя свободным! Слышишь, Шарль? Ты мне не нужен!»
Однако Фрази промолчала.
У нее тоже была гордость. К тому же… к тому же она боялась, что, если мадам Рёгар и Шарль готовы нарушить слово, данное так давно, они запросто нарушат и слово, данное сегодня: промолчать о тайне, которую выболтала им Фрази.
– Позвольте вам помочь, мадам Бовуар, – раздался негромкий голос, и Стах, неожиданно возникший на пороге, подал руку Жюстине.
– Я хочу лечь! – истерично возопила вдруг Амели. – Шарль, Стах, перенесите меня в спальню! Позовите горничных! Подайте воды! Слышите? Мне дурно, дурно!
Стах с виноватым выражением поклонился Жюстине и бросился на помощь к своей рыдающей хозяйке.
Жюстина и Фрази покинули этот дом с гордо поднятыми головами, однако уже на улице Жюстина вдруг ослабела и опустилась на серые стертые ступеньки парадной лестницы.
– Мамочка, что с тобой?! Я позову фиакр! – испуганно вскрикнула Фрази, поддерживая ее, но Жюстина с усилием покачала головой:
– Нет, не надо. Наш дом ведь рядом, только за угол завернуть. Я немного пройдусь, и станет легче. Если мы явимся в экипаже, отец встревожится, будет допытывать, почему мне стало плохо… он не должен ничего заподозрить… он не должен узнать о том, что мы все рассказали! И не переживай, моя девочка: что бы там ни говорила Амели, мсье Рёгар человек слова, он его не нарушит.
– Я тоже человек слова, – раздался вдруг голос Шарля, и Фрази с изумлением обнаружила, что он стоит рядом и помогает ей поддерживать Жюстину. – Не беспокойся, Фрази: я женюсь на тебе и с удовольствием буду валяться у тебя в ногах, а также позволю ломать мою судьбу.
И тут он захохотал так, что Жюстина и Фрази тоже не смогли удержаться от смеха.
– А теперь обопритесь на мою руку, мадам Бовуар, – важно сказал Шарль. – И позвольте мне проводить вас домой! Как-никак, вы моя будущая бель-мер
[149], и я должен оказывать вам всяческое почтение!
Что еще за Габриэль?!
Париж, 1832 год
Араго ощутил очередной удар в подбородок, да покрепче первого!
Это был голос Андзи.
Ну и дурак же он… Как мог не узнать Андзю во Фрази?! Вернее, как мог не понять, что Андзя настолько карикатурна именно потому, что играет некую роль? Как мог не заподозрить ее в игре? И Агнес говорила, говорила ведь, что Андзя носит парик, что у нее голубые глаза, а для рыжих это редкость…
Ну да, Араго ведь считал Агнес «глупой красавицей». А глупым оказался сам!
Его извиняло только то, что никто из поляков не угадал в Андзе актрису, такую блестящую актрису. Это ее, наверное, даже забавляло!
Впрочем, Андзю, возможно, это и забавляло, но сейчас явно оскорбило Фрази. И Араго мысленно упрекнул Видова: «Мог бы загодя предупредить, а то как в воду канул – и разбирайся тут с твоей дочкой, а она востра, хитра!»
– Простите, – покаянно выдохнул Араго. – Мне в голову не приходило… Вы превосходная актриса. Вам не приходилось играть в театре?
Фрази только повела бровями, но не ответила. К высокомерному выражению ее лица прибавилось теперь еще и холодное презрение, и Араго, в отчаянной попытке вернуть то, что связывало их в погребе серого особняка – и час назад, и восемнадцать лет назад! – заговорил о том, что в этом погребе обнаружил.
Рассказал о печатном станке, о мешочках с литерами, наборной верстатке с оскорбительной фразой – подготовке будущих провокаций.
Теперь лицо Фрази стало растерянным. Это выражение сделало ее совсем юной, да еще кудряшки, которые падали на лоб…
Араго поспешно убрал руки за спину: ужас, как хотелось погладить ее по голове, запутаться пальцами в этих кудряшках, – но боялся, что она разозлится. Или это сам себя он боялся?