Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным - читать онлайн книгу. Автор: Сесил Скотт Форестер cтр.№ 173

Форестер объяснил, что хочет узнать о самом примечательном, самом опасном событии из всех, что Далю-летчику пришлось пережить, а он сделает из этого рассказ для журнала. Даль предложил вместо устного интервью написать заметки, и Форестер за ланчем дал ему несколько советов: «Пожалуйста, сообщите мне как можно больше деталей. В нашем ремесле важны именно мелкие подробности, например, что у вас порвался шнурок на левом ботинке, или что вам на оправу очков села муха, или что у вашего собеседника был сломан передний зуб. Постарайтесь напрячься и вспомнить все».

Двадцатишестилетний сотрудник посольства сел и, буквально следуя указаниям писателя касательно мелких подробностей, набросал заметки. Результат был таков, что Форестер не стал их перерабатывать, а отправил в журнал под собственным именем Даля и со своей рекомендацией. Так «Сатердей ивнинг пост» получил рассказ под названием «Сбит над Ливией», а мир — писателя Роальда Даля.

Говоря о работе Форестера в годы войны, невозможно не упомянуть сверхсекретную миссию, о которой он не сообщил ни одной живой душе, кроме своего сына Джона, в то время еще подростка. «С. С. Ф. рассказал мне, что целый самолет с радарами для ночного боя и пилотами-испытателями вылетел из Британии в Лос-Анджелес. Он должен был дозаправиться в нескольких городах США, и на одной из этих дозаправок, где-то в середине Америки, застрял из-за поломки. С. С. Ф. срочно отправили туда обеспечить информационную дымовую завесу для проекта. Придуманная им легенда состояла в том, что все эти пилоты умеют видеть в темноте, поэтому им нельзя смотреть на свет и нужно есть много морковки, так как витамин А полезен для глаз. Отец провожал людей с повязками на глазах из самолета в гостиничные номера с плотно задернутыми шторами и закупал морковку целыми грузовиками. В итоге пресса не узнала о существовании самолетных приборов ночного видения». Как многие истории Форестера, эта байка вызывает большие сомнения, но, что удивительно, в ее основе лежит исторический факт: чтобы скрыть изобретение радаров, британское Министерство информации и впрямь распространяло через газеты и плакаты легенду, будто усиленное употребление моркови обеспечивает способность видеть в темноте. Дезинформационная кампания оказалась настолько успешной, что не только обманула немцев, но и уверила англичан в чудодейственных свойствах моркови.

Сверхсекретных миссий Форестер, возможно, не выполнял, а вот на военных кораблях как журналист бывал часто. Самая значительная его книга этого периода, «Корабль» (1943), основана на интервью с офицерами и командой британского легкого крейсера «Пенелопа», который в романе выведен под названием «Артемида». Действие книги укладывается в очень короткий промежуток времени — там описана всего одна операция. В каждой главе мы видим кого-нибудь из членов команды — от капитана досточтимого Майлса Эрнеста Траутона-Харрингтона-Йорка, сына седьмого графа Северна, до корабельного электрика. Все они винтики огромного боевого механизма, и при этом каждый — живой человек со своими мыслями, характером и прошлым, в которое нам на мгновение дают заглянуть. В мельчайших технических подробностях Форестер описывает историю одного-единственного снаряда, выпущенного «Артемидой». «Корабль» — книга о людях на войне, но «Артемида» — как «Королева Африки», как «Сатерленд» и многие другие придуманные Форестером суда — почти живой персонаж и полноценное действующее лицо.

О том, как тщательно Форестер работал с материалом, говорит предисловие к его рассказу «Рандеву», напечатанному в «Кольерсе» (герой служит на танкере-заправщике и почти весь рассказ состоит из описания ночной заправки): «История эта вымышленная, но ее пришлось показать цензору, и тот вырезал некоторые технические детали». Вряд ли каждый автор военной прозы вникал в соединение шлангов настолько, чтобы цензуре пришлось это вымарывать.

В том же 1943 году, когда вышел «Корабль», американское Адмиралтейство отправило Форестера на линкор «Теннесси» под командованием адмирала Кинкейда, который со своей эскадрой находился тогда вблизи Алеутских островов. Здесь, стоя на мостике линкора рядом с капитаном, писатель впервые ощутил сильную боль в ногах и поначалу решил, что от сырости и холода схватил ревматизм. Однако и после возвращения в Калифорнию боли только усиливались. Наконец Форестер обратился к врачам, и ему поставили диагноз — атеросклероз. «С кислой миной врачи предупредили, что очень скоро отрежут мне ступни, а затем и ноги, пока же посоветовали найти дом без лестниц, где меня можно будет возить в инвалидном кресле, — писал он тринадцатью годами позже. — Еще мне сказали, что если я вообще хочу жить, то должен превратиться в овощ: ничего не делать, ни из-за чего не волноваться и ни о чем не думать. Вполне естественно, я попытался исполнить медицинский совет. Разумеется, совсем не думать человек не может — я бы в этих обстоятельствах, скорее всего, думал бы о предстоящей ампутации. В любом случае мой темперамент решительно не годился для овощной жизни — все попытки себя к ней принудить оказывались той самой изнурительной работой, от которой мне велели воздерживаться.

Надо ли рассказывать, кто пришел мне на выручку? Хорнблауэр вкрался в мои мысли, простив годы забвения, и, как всегда, явился вместе с сюжетом, почти не требующим сознательной доработки. Вернулись авторучка с блокнотом, овощное существование было забыто, и к тому времени, как Хорнблауэр завершил свои подвиги в Балтике и слег с тифом, я привык к новому образу жизни — настолько, что еще до конца войны вновь оказался в море».

Последние изыскания Джона Форестера доказывают, что его отец не то чтобы уж совсем напрочь забыл Хорнблауэра на много лет и вспомнил о нем только во время болезни. В сорок втором С. С. Ф. писал своей жене Кейтлин: «Мне так не терпится закончить последний том о Хорнблауэре, что, боюсь, придется что-нибудь с этим сделать». В более позднем письме он еще более конкретен: «Когда я вернулся с Алеутских островов и заболел, врачи велели мне ничего не делать и вести овощную жизнь. Неделю или две я пытался, но понял, что просто не могу. Я стал искать работу полегче и нашел ее в „Коммодоре Хорнблауэре“. Еще в тридцать девятом я провел все необходимые изыскания и сочинил сюжет, но война не позволила взяться за книгу. Разумеется, меня привлекало совпадение — близкие параллели между 1812-м и 1941-м, упадок Французской империи и упадок империи Гитлера, роль Англии в тех и других событиях. Поразительно, как сюжет, придуманный мной в 1939-м, двумя годами позже воспроизвела жизнь».

Привыкнуть к новому образу жизни было тоже не так легко, как может показаться из вышеприведенных оптимистичных строк. Позже, в «Спутнике Хорнблауэра», Форестер рассказал чуть больше подробностей. «Раньше я не замечал, как часто во время работы встаю из-за стола и начинаю расхаживать по комнате — отчасти, чтобы размять ноги, отчасти, чтобы разрешить какое-нибудь мелкое затруднение. Передать мысли героя авторской речью или через его слова? Привести текст письменного приказа или пересказать? Чтобы решить эти вопросы, мне требовалось несколько раз пройтись по комнате, однако теперь ходить стало в сто раз труднее. За два часа работы я проходил расстояние, эквивалентное пятидесяти милям для здорового человека. Уже через день-два стало ясно, что так не годится. По счастью, методом проб и ошибок (по большей части бессознательно) удалось найти выход. Теперь я по многолетней привычке вставал, а потом должен был оценить, насколько серьезен вопрос: стоит ли ради него ходить, или нет. Обычно за это время он разрешался сам собой. В противном случае я стоял и смотрел в пространство, пока уже написанное не привлекало мое внимание. Тогда я садился и перечитывал готовые абзацы, а это само по себе помогало преодолеть затруднение; так лошадь, вставшая перед препятствием, возьмет его со второго раза, если позволить ей на него посмотреть и взять хороший разбег».