Психология древнегреческого мифа - читать онлайн книгу. Автор: Фаддей Францевич Зелинский cтр.№ 114

Наконец крик Пифии возвестил всем, что в нее вселилась пророческая сила; тогда из храма вышел слуга Аполлона, юноша несказанной красоты, и стал подходить к паломникам по определенному жребием порядку. Дошла очередь и до Креусы; увидев юношу вблизи себя, она не могла удержаться от возгласа:

– Счастлива та, что родила тебя! Какое имя получил ты от нее?

– Та, что меня родила, вероятно, очень несчастна; а имя мое просто – слуга Аполлона. Но об этом не время говорить; какой вопрос имеешь ты к богу?

– Мой вопрос заключен в этом обвязанном и запечатанном складне, – ответила Креуса, – смертные очи не должны его читать. А как получу я ответ?

– Ответ ты прочтешь в том же складне; для бога нет тайн и преград.

– Он удалился в храм; прошло несколько жутких минут. Внезапно из храма раздался крик Пифии, заставивший всех присутствующих вздрогнуть. Вскоре затем опять явился юноша – все заметили, что смертельная бледность покрывала его лицо. Он протянул складень Креусе.

Печать была нетронута. Разломав ее, Креуса вскрыла складень – но тотчас выронила его, зашаталась и закрыла лицо руками. Складень был пуст; воск дощечек был точно выжжен огнем факела, и сами они были черны, как уголь.

В ту же минуту пришел и священнослужитель, принимавший жертвенных животных от паломников; он вел барана с позолоченными рогами.

– Где та афинянка, что дала мне барана с изображением совы? Пусть берет его и уходит поскорее; бог отверг ее жертву.

Тут толпа отшатнулась от Креусы, точно от зачумленной. Послышались голоса:

– Грешница!

– Святотатица нечестивая!

– Ты нас всех осквернила!

– Таких камнями побивают!

– Камней! Камней!

Все грознее и грознее становилось настроение толпы; камни не замедлили появиться в ее руках; еще минута – и началась бы кровавая расправа.

Креуса бросилась к юноше, точно ища у него спасения; тут впервые он разглядел ее черты, заглянул в ее прекрасные, широко раскрытые в испуге глаза. Какое-то странное, неведомое раньше чувство шевельнулось в его сердце.

– Бросьте камни! – крикнул он толпе. – Кто властен толковать волю бога? Он часто принижает человека, чтобы потом возвысить его. Пойдем все к Касталийскому ключу, омоемся в его очистительных струях. А ты, гостья, иди с миром, и да будет бог впредь милостивее к тебе!

VIII

Нерадостна была в Афинах встреча обоих супругов.

– Бог не удостоил меня ответа на мой вопрос.

Ксуф недоумевающе посмотрел на жену, но она ни слова не прибавила – и он, зная ее, и не попытался чего-либо добиться от нее.

– И все же мы не можем пренебречь просительством гражданок, – сказал он. – Придется мне самому отправиться в Дельфы.

Он и отправился, притом с богатой казной и царской свитой; молодая луна успела уже налиться, когда он вернулся. Вернулся же он, видимо, довольный; на вопрос жены он ответил уклончиво:

– Все к лучшему. – И тотчас прибавил: – Позволь поручить твоей милости моего нового кунака: Ион, сын Эолида, дельфиец.

Креуса взглянула на гостя – и вскрикнула: она узнала юношу, спасшего ей жизнь в Дельфах. Тот казался не менее удивленным.

– Значит, у тебя было имя?

– Значит, ты была царицей?

В другое время эти невольные восклицания возбудили бы подозрения Ксуфа; теперь же он сам казался наиболее смущенным.

– Как царь афинский, я предложил дельфийцам достойное Паллады угощение, – сказал он, как бы оправдываясь. – Думал, что и богу это будет приятно. От имени дельфийцев мне дал ответное угощение Ион – так велел жребий. Так-то мы стали кунаками. Теперь я хочу показать ему Афины. Он останется некоторое время у нас.

Креуса молча кивнула головой и отправилась в свои покои.

Ион действительно загостился. С Ксуфом он был неразлучен: учился у него конной езде и военному делу, в котором был новичком, посещал с ним членов Ареопага, объезжал деревни. Очень часто Ксуф с известной намеренностью спрашивал при посторонних его мнения – и случалось, что всякий раз это было здравое, разумное мнение. Его обаятельность в обращении, его красота тоже снискали ему расположение людей; к нему привыкли, его полюбили и даже печалились при мысли, что он все-таки только гость и со временем уедет, хотя и не очень скоро.

Зато царицы юноша, видимо, избегал; в ее присутствии он всегда чувствовал себя неловко, точно он перед нею виновен. Домашние приписывали это естественной сдержанности молодого гостя перед хозяйкой, хотя и не молодой, но все же моложавой и прекрасной, и вполне его одобряли.

– Видно, что он под благодатью вырос, – говорили они.

Все же настало время, поневоле заставившее Иона и Креусу несколько смягчить эту суровость. Вековые соседи-враги афинян, евбейцы, опять зашевелились и заняли военной силой отнятые у них Эрехфеем земли; пришлось Ксуфу отправиться в поход.

Перед отправлением он дал последнее угощение друзьям – ареопагитам и при третьем кубке, созвав своих домочадцев, торжественно провозгласил:

– Жена, поручаю Иона твоим заботам, как хозяйки и – ввиду его юности – как матери. Ион, поручаю царицу и дом твоей защите. Святой общеэллинский закон известен вам обоим.

После этих слов он пролил несколько капель вина.

– Зевсу-Спасителю! – воскликнули все.

– За нашу победу! – крикнул Ион.

Ксуф осушил кубок.

– За твое возвращение! – прибавил старший ареопагит.

Ксуф хотел подлить себе вина, но при этом выронил кубок, и он разбился.

– Так да разобьется счастье наших врагов! – поспешил прибавить Ион. Все подхватили его толкование, заглушая чувство, возникшее у них в груди.

IX

Война затянулась; полнолуние следовало за полнолунием – афинская рать не возвращалась.

Царством управляла Креуса вместе с советом Ареопага; к помощи Иона она прибегала скорее для того, чтобы решать тяжбы крестьян в деревнях; ему приходилось поэтому часто отлучаться – что и было, по-видимому, ее намерением.

В одну из его отлучек произошло следующее.

Престарелая Евринома, редко покидавшая свою старушечью постель, в крайнем волнении вошла в покой царицы; одной рукой она опиралась на посох, другой вела молодую рабыню, тоже взволнованную и просившую о пощаде.

– Не проси, не проси! – повторяла Евринома. – И слышать не хочу. Расскажи царице все, что вчера рассказывала Евтихиде, – все без утайки! Помни, я знаю все! Коли вздумаешь лгать – несдобровать тебе!

Креуса отложила в сторону свою пряжу. «В чем дело? – строго спросила она рабыню. – Что знаешь ты?»

– Ничего не знаю, госпожа, – жалобно начала раба, – кроме того, что мне рассказал Стратон, которого ты мне дала в мужья.