— Не я, — растерянно повторил Сафаров. — Я сказал про намордник.
— Ах, все-таки вы поругались с Барановским! — ухватился за слова Валеев. — А заявили, что просто уехали.
— Уехал. Про намордник сказал, чтобы на собаку одел, и уехал.
Сафаров явно нервничал и путался в показаниях. Валеев решил действовать официально:
— Гражданин Сафаров, вы задержаны по подозрению в убийстве Эдуарда Барановского.
Из подъезда выбежала женщина в длинной зеленой юбке с покрытой платком головой. Она ринулась к Валееву:
— Оставьте его! Мой муж утром был дома. Тимур уехал на работу полдевятого.
Токарева оттеснила разбушевавшуюся женщину, приговаривая:
— А нам заявил, что до восьми. Как раз в это время был убит Барановский.
— Дура! — обругал жену Сафаров и попытался объяснить оперативнику: — Женщина весь день дома. На часы не смотрит.
Валеев приготовил наручники и приказал:
— Сафаров, вытяни руки.
Тот попытался протянуть барсетку жене, но оперативник его остановил:
— Вещи и автомобиль мы осмотрим.
— У меня там деньги, выручка.
— Всё будет зафиксировано в протоколе, — пообещал Валеев, застегнул наручники на запястьях подозреваемого и забрал у него барсетку.
— Не смейте! Отпустите! Отпустите его! — визжала жена Сафарова.
Женский крик заглушил зычный лай собаки. Жена Барановского вышла во двор вместе с разъяренным боксером и отпустила поводок. Подбежавший пес, захлебываясь злобой, стал облаивать перепуганного Сафарова.
Тот пытался прятаться за Валеева и умолял:
— Уберите пса. Перцовым баллончиком его!
— А боксер вам хочет отомстить. Сегодня вы его траванули?
— Отгоните его. Он бешенный!
— Если бы собаки умели говорить, — пожалел Валеев.
Говорить умели женщины, причем громко и агрессивно. Барановская вцепилась в Сафарову, та отбивалась. Женщины ругались, рвали одежду и обвиняли друг друга во всех смертных грехах.
Растерянный участковый пытался разнять ссору. Валеев удерживал Сафарова. Тот возмущался и вопил, что невиновен, требовал его отпустить. Обстановка успокоилась, когда участковый Карпин додумался увести рыдающую Барановскую вместе с собакой домой.
В присутствии двух понятых оперативники приступили к осмотру личных вещей и автомобиля Сафарова. Токарева осматривала багажник автомобиля, Валеев салон.
Задержанный сквозь зубы объяснял:
— В пакете фрукты для дома. В барсетке деньги и документы. Больше ничего!
И тут Валеев достал из-под водительского сиденья свернутый черный пакет с длинным твердым предметом. Он положил пакет на капот и, прежде чем развернуть, подозвал двух женщин, выполнявших роль понятых.
Когда предмет извлекли на всеобщее обозрение, собравшиеся охнули и онемели.
Тишина длилась недолго. Сафаров выпучил глаза и яростно замотал головой:
— Нет. Это не я! Нет!
Он оттолкнул оперативника и попытался убежать. Несмотря на живот и лишний вес первый десяток метров Сафаров преодолел быстро. Валеев пожалел, что сковал руки подозреваемого спереди, а не сзади. Пришлось ускориться. Оперативник догнал беглеца, сбил с ног и припечатал к асфальту. Бледный Сафаров тяжело дышал и стонал от боли, из его поврежденного носа сочилась кровь.
Валеев больше не церемонился с задержанным и грубо перестегивал наручники ему за спину:
— Ты только инфаркт не схвати, бегун. Нам тебя еще в изолятор оформлять надо. Встал! Пошел!
Токарева тем временем указывала испуганным женщинам на найденный предмет:
— Понятые, обратите внимание на потеки, похожие на кровь.
Глава 16
Астаховская заглянула в кабинет Петелиной, убедилась, что следователь одна и зашла без приглашения. На ее лице читалось нетерпение: сейчас такое расскажу!
— Привет, подруга. У меня для тебя новость. Иван Иванович сделал заключение по Семену Белькевичу. Переслал Дорецкому, как положено. Он же ведет дело Резака, — сообщила Людмила Владимировна и взяла театральную паузу.
— А вам нашептал на ушко, — догадалась Елена.
— Мужикам от нас всегда что-нибудь нужно. Грех этим не воспользоваться, — подмигнула Людмила Владимровна.
— Белькевича нашли в камере с перерезанным горлом. Лопахин установил, что, ему помогли? — предположила следователь.
— Однозначно сказать нельзя. Перерезана сонная артерия. Резак мог сделать это сам или кто-то другой нанес неожиданный порез, поэтому следов борьбы на теле нет. Но я здесь не из-за этого. Обнаружено кое-что другое.
— Да говорите уже, — прервала очередную паузу Елена.
— Лопахин нашел во рту Белькевича записку.
— Во рту? — удивилась Петелина.
Людмила Владимировна кивнула и продолжила:
— Текст такой. «Я не виновен. Тахирова зарезал хромой».
Петелина откинулась на спинку кресла, обдумывая новость. Прежняя предсмертная записка Белькевича о том, что умирать не больно, ей сразу показалась неубедительной. Новая, спрятанная во рту, усиливала сомнения.
— Что получается? — вслух рассуждала она. — Белькевич спал с запиской во рту, полагая, что его могут убить.
— Хоть и Резак, а боялся, — согласилась Астаховская.
— Белькевич вспомнил хромоту убийцы курьера при мне, вспомнил неуверенно. А потом покопался в памяти и написал убежденно — зарезал хромой.
— В подобных записках пишут самое важное.
— Опять хромой, — задумчиво произнесла Петелина и решительно заявила: — Я к Харченко!
— Аккуратнее там, — попросила Астаховская. — Такие сюрпризы никто не любит, а Железный Феликс тем более.
Полковник выслушал Петелину. Сначала удивился:
— Записка во рту? Надо же. — Потом припомнил: — И не в таких местах находили.
— Эта информация влияет на ход наших расследований. Хромой упоминался при убийстве студента и при убийствах на стройке.
— Сейчас разберемся! — сказал Харченко и вызвал по телефону следователя Дорецкого.
Железный Феликс вошел в кабинет начальника с показной преданностью на лице. Увидел Петелину и нахмурился.
Харченко спросил прямо:
— Феликс, ты приобщил предсмертную записку Белькевича в уголовное дело? Ту, которую нашел судмедэксперт.
— У меня уже есть предсмертная записка, собственноручно написанная Белькевичем. А та бумажка изо рта практически нечитаемая. Да и не было ее при первичном осмотре тела. Не исключено, что в морге подсунули.