История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 92

В Ширванском ханстве население, по религиозному различию, было враждебно персиянам и находилось в крайнем порабощении у беков, которым Мустафа предоставил полную власть и свободу действий. Народ и хотел бы заявить о притеснениях русскому правительству, но страшился Мустафы, помня поступок Ртищева с шекинцами, жаловавшимися на своего хана. Мустафа был зятем Сурхай-хана Казикумухского, следил за всем происходившим в Дагестане и тем навлекал на себя подозрение. У Мустафа-хана было два явных врага: родной брат Хашим-хан, живший в Талыши, и двоюродный брат Касим-хан, находившийся в Дагестане. Оба они употребляли все средства к тому, чтобы повредить Мустафе в глазах русского правительства. В половине августа сторонники Хашим-хана, по его наущению, сообщили в Тифлис, что Мустафа очень часто посылает людей своих в Тавриз с ястребами в подарок Аббас-Мирзе и чиновникам, двор его составляющим. По словам тех же лиц, посланные хана имели между прочим поручение доложить принцу, что если он хочет спасти хана и оказать помощь к переходу его в Персию, то чтобы пользовался отсутствием главнокомандующего из Грузии и пребыванием его на линии.

Вслед за тем было получено и из Ширвана донесение пристава при хане, майора князя Баратова, который писал, что, скрываясь на Фит-Даге, Мустафа собирал ополчение, торопился исправить и поставить на лафеты 5 пушек и два фальконета, которые до того времени были зарыты в земле. Князь Баратов доносил, что хан запретил своим подвластным спуститься с гор, и хотя время к тому наступило, но он не назначил срока, после которого ширванцы могли бы возвратиться в свои жилища; что, по секретному призыву Мустафы, прибыли к нему 800 человек лезгин, вызванных из Дагестана, и собраны были со всех деревень кевхи и другие начальники. Хан приказал им, чтобы жители как можно скорее убирали с полей хлеб, дабы при перемене обстоятельств хлеб их не пропал, т. е. не достался русским войскам.

– Для чего генерал-майор Пестель, – говорил Мустафа майору князю Баратову, – имеет сношение с находящимся в Дагестане братом моим Касим-ханом; для чего собирает войска к выступлению в поход и не желает ли он восстановить в Ширвани брата, а меня куда-либо сослать? ^[430]

– Напрасно вы, – отвечал князь Баратов, – беспокоитесь ложными слухами, рассеваемыми неблагонамеренными людьми: русское правительство и не думает заменять вас кем-либо другим.

– Увидим, – заметил Мустафа, – кто тогда выиграет.

Остававшийся за отсутствием Ермолова главным начальником в Закавказье, генерал Вельяминов, не зная о вражде, существующей между братьями, и доверяя донесениям князя Баратова, полагал, что Мустафа намерен был бежать с собранным им ополчением в Персию, и потому, чтобы противопоставить ему преграду к побегу через Муганскую степь, приказал занять войсками все переправы через р. Куру. Вместе с тем он отправил в Ширвань князя Мадатова с поручением ближе познакомиться с положением дел и разузнать, с какою целью хан собирает войска ^[431]. По первым известиям, собранным князем Мадатовым на месте, оказалось, что Мустафа стал собирать войска при начале движения Пестеля из г. Кубы, предполагая, что отряд этот направлен против него.

«Если бы российское правительство, – писал Вельяминов Мустафа-хану ^[432], – имело в намерении что-либо предпринять против вас, то тогда войска, ныне выступившие из Кубинской провинции, пошли бы не к Дербенту и далее, а прямо в Ширванское ханство, и притом вошли бы в оное тогда, как вы о том и не помышляли бы».

Вельяминов просил хана успокоиться и распустить свое ополчение. С другой стороны, главнокомандующий отправил к Мустафе резкое и угрожающее письмо.

«Вашему превосходительству, – писал Ермолов ^[433], – должно бы со мною поступать чистосердечно, ибо я постоянен в дружбе, которую я обещал; но вы не уведомляете меня, что в ханстве вашем некоторые жители вооружаются по приказанию вашему, и что вы приглашаете к себе лезгин. О чем должно мне дать знать как главнокомандующему и как приятелю, ибо я обязан ответствовать перед великим государем нашим, если не защищу верных его подданных, а вам, как приятель, сверх того должен прийти на помощь. Скажите мне, кто смеет быть вашим неприятелем, когда российский император удостаивает вас своего высокого благоволения?

Не хотя (не желая) в ожидании ответа вашего потерять время быть вам полезным, я теперь же дал приказание генерал-лейтенанту Вельяминову, по рассмотрению его, отправить войска и артиллерию в ханство, вашим превосходительством управляемое, к вам на помощь. Так приятельски и всегда поступать я буду, и если нужно, то не почту в труд и сам приехать, дабы доказать, каков я приятелям и каков буду против врагов наших».

Получив это письмо, подозрительный Мустафа-хан не знал, что ему делать, но Мадатов вывел его из того ложного положения, в которое хан был поставлен. Прибыв в Ширвань и познакомившись с действительным положением дел, князь Мадатов убедился, что Мустафа оклеветан своими врагами. Во всем Ширванском ханстве было не более 20 человек лезгин, приехавших по своим делам; хан не делал никаких военных приготовлений, никого не посылал в Персию, и князь Баратов по своему легковерию составил ложное донесение, основанное на слухах. Об этом донесении Мустафа не подозревал и узнал только от князя Мадатова ^[434].

– Если бы я и был уверен, – говорил хан, – что с пятью тысячами лезгин могу драться с русскими, то и тогда не призвал бы их потому, что такое число воинов, но лучше вооруженных и более надежных в верности, могу набрать в своем ханстве. К тому же, состоя 12 лет верноподданным государю императору, коего справедливость мне известна, я никак не могу предполагать, чтобы без всякой причины смещен был с ханства. Впрочем, повиновался бы и тому без ропота, но никогда не решился бы вооружиться противу столь сильной державы, какова Россия. В крайней необходимости лучше прибегнул бы с просьбою уволить меня от ханства и отпустить на жительство, куда пожелаю.

Успокоенный князем Мадатовым, ширванский хан отправил ответные письма Ермолову и Вельяминову, свидетельствовавшие о его невиновности.

«Да будет вам, сердарю, известно, – писал Мустафа генералу Вельяминову ^[435], – что у нас существует народная пословица: никто на судне не вступит в драку с кормчим. Всем известно, что я уже 12 лет нахожусь на судне покровительства российского монарха, следовательно, измены ему с моей стороны быть не может. Что же касается до прихода лезгинского ополчения, то допустим, что известие это достоверно; допустим, что враги наговорили правду. В таком случае толпе этой предстоит только два прохода: или через Шеки, или через Кубу. Но генерал-майор князь Мадатов, после прибытия своего сюда, лично обозрел эти местности и удостоверился в сущности всех обстоятельств. Я удерживаю перо от дальнейших уверений в этом деле, предоставляя таковое (т. е. уверение) князю Мадатову, как испытанному приверженцу российского правительства. Вероятно, он и письменно, и словесно вам об этом доложит. Мне остается только просить вас считать меня непоколебимым рабом падишаха и возвеличить мое значение требованиями заслуг с моей стороны и тем успокоить мое сердце среди моих недоброжелателей» .