История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 78

– Я уверен, – сказал Аббас-Мирза, – что вы остаетесь всем довольны и, конечно, не увозите с собою ни малейшей неприятности. Мне сказал каймакам, что вы согласны оставить чиновника для опроса пленных и беглых русских.

Ермолов промолчал, считая неуместным входить с принцем в объяснение, но на следующее утро заехал с прощальным визитом к каймакаму. Мирза-Безюрг также просил его оставить чиновника для опроса беглых солдат, но Ермолов отказался то исполнить.

– Сегодня ночью, – сказал он каймакаму, – вы, боясь, чтобы русские солдаты, узнав о выезде моем, не явились ко мне, не только посадили их под караул, но некоторым надели даже колодки.

Указав на неприличие такого поступка, Ермолов собирался уже отправиться в путь, как Аббас-Мирза пригласил посла к себе, желая сгладить недоразумение и размолвку его с каймакамом.

– Будучи одет по-дорожному, – отвечал Алексей Петрович, – я не смею к нему представиться; экипажи мои отправлены с самого утра, и я не имею с собою другой одежды.

Тогда явился сам Безюрг с уверением, что все будет сделано по желанию посла, и опять просил оставить чиновника.

– Я не хочу быть снова обманутым, – отвечал Ермолов, – и жалею, что прежде позволил столь нагло себя обманывать.

Вслед за тем Ермолов выехал из Тавриза и имел ночлег в селении Софиане. Наутро догнали посольство посланные Аббас-Мирзою: мехмендарь Аскер-хан, второй адъютант принца, и мирза, министр финансов наследника. Скрывая истинную цель своей миссии, они передали сначала просьбу принца прислать чиновника для опроса пленных и беглых. Ермолов отказал, и в то время, когда он садился на лошадь, чтобы ехать далее, персияне заявили, что имеют другое поручение, которое объяснят на следующем ночлеге. Алексей Петрович просил объясниться теперь же, но они отвечали, что не хотят останавливать отъезда, и сопровождали посла до г. Маранда. Здесь они передали Ермолову письмо Аббас-Мирзы, уже лично выражавшего желание быть признанным наследником персидского престола.

«Мы были уверены, – писал принц ^[365], – что вы не прежде выедете из Тавриза, как после вашего ответа на предложенные вам нашими сановниками вопросы, относительно перемены прежнего нашего титула новым, пожалованным нам шахин-шахом, и относительно некоторых других обстоятельств, но сегодня оказалось, что вы, не дав ответа на эти вопросы, выехали из Тавриза.

Мы вчера просили вас объявить нам откровенно, имеете ли вы какое-нибудь к нам лично или к нашим сановникам неудовольствие. Вы выразили полную признательность к нам, и мы полагали, что слова ваши согласуются с вашими чувствами.

Вчера вы в нашем присутствии обещали оставить здесь доверенного чиновника для того, чтобы он, по возвращении батальона солдат из похода в Бельбас, опросил каждого из них, желает ли возвратиться на родину, и взял бы желающих с собою в Россию. Положено было, чтобы этого чиновника рекомендовал вам каймакам, а сегодня оказалось, что вы ни одного чиновника с этим поручением здесь не оставили. Положено было между нами, чтоб вы без всяких околичностей и со всею откровенностью всегда посещали нас, и если иногда в переговорах ваших с нашими сановниками возникнет пререкание и несогласие, тотчас пришли бы к нам и непосредственно объяснили дело и, буде следовало бы нам дать какой-нибудь стороне перевес, то перевес этот давали бы вашей стороне. Нам доложили, что вы с каймакамом имели объяснение и не согласились между собою, а потому мы пригласили вас к себе, чтобы изъявить вам знаки нашего внимания и почтения, но вы извинились в принятии нашего предложения под предлогом переодевания. В прошлую ночь два солдата после ночной зори шли по улице; обходные сарбазы наши схватили их и задержали на основании воинского устава; это обстоятельство дослужило к вашему огорчению».

Таким образом, сваливая большую часть вины на Ермолова, Аббас-Мирза говорил, что посылает своих чиновников для того, чтобы они уверили в неизменности «нашего к вам высокопочитания», снискали расположение и «установили правильность отношений ваших к каймакаму, дабы впредь никогда не возникло ни малейшего несогласия между нами и российскими пограничными начальниками, так как мы с вами и с вашими преемниками будем постоянными соседями».

Выражая глубокое почтение личным достоинствам Аббас-Мирзы, Ермолов считал невозможным сохранить добрые отношения с каймакамом, как человеком двуличным и неискренним.

«Я никому не приносил жалобы, – говорил Алексей Петрович, – хотя имел право роптать, что в поступках каймакама я не имел никакого удостоверения об исполнении справедливых моих представлений и потерял бесполезно время, чтобы вместо самого дела иметь одни обещания».

«Письмо вашего высочества, – отвечал Ермолов ^[366], – получить я удостоился и на оное имею честь ответствовать. Его величество шах, соответствуя искренним желаниям великого моего государя, утвердил связи дружества на точном основании прежде заключенного в Гюлистане трактата, без малейшей оного перемены. Шестая статья, сохраняя прежнюю силу свою, великие возлагает на нас обязанности в пользу того из сыновей шаха, которого назначит он наследником, но не обязывает теперь же дать ему титул наследника, и его величество шах не рассудил за благо предложить мне о том, ибо сие необходимо заставило бы сделать прибавление к трактату и вызвало бы меня на новые предложения. К тому же российский императорский двор, с давнего времени, не иначе дает сей титул, как на основании трактатов… Теперь, прекратив дела мои в Султанин, не имею я права входить в рассуждение о том предмете, о коем его величеству шаху угодно было хранить молчание, которое скрыло от меня точную его волю.

Вашему высочеству донес я, что совершенно всем доволен, и только огорчает меня один скорый отъезд мой из Тавриза. Таковы теперь мои чувства относительно особы вашего высочества, и я окончу жизнь мою с тем почтением, которое приобретают вам от всех редкие качества души вашей и отличные добродетели.

В отношении пленных и беглых солдат я имел неосторожность положиться на обещания и хотел оставить чиновника избрать желающих возвратиться в Россию. Довольно мне было разуметь, что когда я был в двух часах пути от Тавриза, то они высланы из оного и оставлены другие войска; довольно было доказательства, как воспрещено было им обнаружить желание, когда один из сих несчастных бросился с крыши в караван-сарае, где были солдаты посольства. Знаю я также, как и прежде допускаемы были русские чиновники к допросу о желании их и как подкупаемы были они на дерзкие ответы, и в последнюю ночь перед моим отъездом как жестоко были некоторые наказаны по одному подозрению. Донесено вашему высочеству, что они наказаны за отлучку после зори; но можно ли поверить, что не было за ними присмотра, особливо после того, как некоторые явились ко мне и когда всякую ночь кругом самого меня и даже по крышам обставляли солдатами и всех нас содержали под караулом? Все сии поступки заставили меня отложить намерение оставить чиновника и поспешить вывести посольство, которое справедливо на меня роптало за таковое с ним обращение.