История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 | Николай Дубровин | страница 93 | LoveRead.ec

Такая мера не могла понравиться Мегти-Кули-хану, и недоброжелательство его к русскому правительству еще более усилилось. Мегти поддерживал постоянные сношения с Аббас-Мирзой, не упускавшим случая привлекать на свою сторону как его, так и прочих владетелей. Тегеранский двор ревностно занимался своей прежней методой, направленной к тому, чтобы возмутить подданных России и тем облегчить собственные действия.

Внутренние неустройства были причиной, что персидское правительство не могло защищать своих границ и, опасаясь наступательных действий русских, думало нападением в разных пунктах отвлечь наше внимание. Мятеж в Имеретин, волнения, происходившие между осетинами, союз с Турцией и, наконец, уверенность, что мусульманские наши провинции примут сторону Персии, были для Аббас-Мирзы достаточным ручательством за успех действий против русских. Рассылая повсюду письма и возмутительные фирманы, Аббас-Мирза стращал жителей Закавказья многочисленностью своих войск, готовых на истребление русских, и обещал широкие милости тем, которые перейдут на его сторону. Он разослал свои прокламации в Грузию, Имеретию и Мингрелию, отправил в Осетию беглого царевича Левана^[444] с поручением организовать там восстание и предлагал всем ханам и правителям мусульманских владений единодушно и во имя веры восстать против России.

Имея постоянные сношения с ханами Карабагским и Ширванским, Аббас-Мирза полагался на их содействие, но считал его недостаточным для борьбы с Россией. Ему хотелось обеспечить себя большим числом союзников, и наследник персидского престола решился снова склонить на свою сторону хана Талышенского. Он обратился к нему с новым предложением выдать дочь за одного из своих братьев и тем признать над собой власть повелителя Ирана. К этому требованию присоединилось и письмо английского посла в Тегеране, старавшегося убедить Мир-Мустафу, что переход на сторону Персии представляет для него весьма большие преимущества.

«Два государства, – писал Джонс, – Персия и Великобритания, связаны теперь узлом дружбы, это всем известно; думаю, что слухи сии коснулись и вашего высокостепенства, по поводу мирных статей. Я теперь нахожусь при шах-заде (Аббас-Мирзе); дела Персии мне известны, – в особенности ваши; правитель Персии так почитает вас, что никакой разницы не имеет между любезными ему ханами»^[445].

Сообщая хану Талышенскому, что Баба-хан поручил ему вместе с Мирз-Безюрком управление всеми внутренними делами государства, английский посол предлагал Мир-Мустафе «истребить ту преданность к России, коей прежде одушевлялись» и посвятить себя на вечное подданство одноверующему своему государю.

«Не отделяя ваши просьбы от своих, – писал далее представитель Великобритании, – я вам советую, по препровожденной форме прежде при письме моем на маленькой бумажке, писать шаху просьбу о принятии вас в свое особое благодетельство. Сей акт препроводите ко мне. Тогда я, получив оный, лично буду ходатайствовать у престола владыки Персии, который, увидя, что вы чистосердечно уже покорились скипетру шаха, свергнув иго России, конечно, смягчит прежнюю суровость к вам, в успехе чего я вам ручаюсь…

Да и к чему вам русские? Вы персиянин, закона мухамеданского и происходите от колена св. пророка – следовательно, польза ваша не может быть сопряжена с пользой россиян, которые вам вечные неприятели по религии. Вы россиян еще совершенно не исследовали: они имеют правила такие, – где польза их, тут они предлагают покровительство. Время вам покажет их прямой характер. Вот вам пример Грузии; она прибегла под покров России и сия с отверстыми объятиями приняла ее, обещаясь не покорить своему игу. Что же теперь видите вы? Кругом россияне, и столица царя Ираклия соделалась главной квартирой войск российских. Если вы имеете столько твердости, что без содрогания можете читать историю грузин, со времен покорения Россией до нынешнего времени, я вам пришлю копии с писем, писанных ко мне. Вот вам главная черта характера ваших приятелей! Посудите же теперь, если они подобным себе христианам не могли доставить удовольствия покоиться в праотцовских наследиях, как же вы, будучи магометанского исповедания, можете льститься покоем!

Милый друг, я тебе скажу одну басню, которая всем известна:

Некогда коза и лошадь были пущены в одну долину для сыскания себе пищи; первая, будучи украшена природой рогами, всегда первенствовала перед товарищем своим, потому что когда с одними ушами лошадь хотела употребить в снедь что-нибудь приятное, коза, направляя свои острые рога прямо в голову, препятствовала наслаждаться вкусной пищей. Бедная лошадь, придумывая все средства выгнать козу из долины, сама по себе никак не могла; наконец, по долгом колебании, решилась покориться под власть человека, могущего избавить ее от такого неприятеля. На такой конец является она к мирному крестьянину, описывает жалостное свое положение и требует его покровительства. Крестьянин, тронувшись состраданием, принял ее, но с тем, чтобы она позволила на себя ему садиться – и таким образом помощью человека коза была выгнана. Лошадь, не видя уже вредного своего неприятеля, обратилась к человеку с просьбой, чтоб он ее облегчил. «Как! – вскричал человек, – я трудился избавить тебя от козы, а ты меня не хочешь держать на себе?»

«Я устала, – возразила ему лошадь». – «Ну, что делать, – повторил человек, – ты мне еще будешь нужна».

Вот, любезный, эта басня приличествует вашему положению».

Ни настояния персидского правительства, ни содержание этой басни не поколебали Мир-Мустафу. Он понимал, что, как ни льстивы были обещания английского посла, на них все-таки нельзя было положиться и что покорность Баба-хану могла лишить его ханства и даже жизни. Мир-Мустафа отвечал, что не признает над собой никакой другой власти, кроме русского императора, и полученное им от английского посла письмо отправил Тормасову.

«За доставление вами, – писал последний, – копии с письма, писанного от английского министра Гарфорта Джонса, приношу вам истинную мою признательность. Я читал оное с любопытством, и оно меня повеселило, ибо содержание сего письма, кто его поймет в точности, довольно забавно.

На басенку же, приведенную в письме о лошади и олене (козе), я скажу натуральное свое суждение, что лошадь, приняв на свою спину человека, избавилась от злого своего неприятеля и осталась с прекрасным кормом, жива и при многих выгодах, потому что человек всегда сидеть на спине ее не мог, давал себе и ей покой и за службу оказывал ей всякие ласки, не желая ее уморить голодной смертью для собственной своей выгоды; если же бы не так случилось, то злой неприятель овладел бы и самой лошадью и кормом – следственно, бедную лошадь погубил бы невозвратно»^[446].

Отказ талышенского хана был весьма неприятен Аббас-Мирзе и расстраивал все его планы. В случае согласия Мустафы наследник персидского престола располагал отправить через его владение часть своих войск на соединение с ханом Ширванским, пробраться в Кубинское ханство и, при содействии Ших-Али, восстановить против России весь Дагестан. С другой стороны, воспользовавшись восстанием в Имеретин и имея в центре карабагского хана, склонявшегося также на сторону Персии, Аббас-Мирза располагал, на основании заключенного договора с Портой, двинуть часть войск к Ахалциху и, соединившись с турками, прийти на помощь царю Соломону. Подняв знамя восстания среди осетин и уговорив их запереть все пути отступления, персияне рассчитывали, что одновременным действием с фронта и обоих флангов русские будут поставлены в крайне затруднительное положение и, не имея отступления, принуждены будут согласиться на все предложенные им условия мира.