История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4 | Николай Дубровин | страница 79 | LoveRead.ec

Получив, в конце апреля, сведение о сборе персидских войск за Араксом, князь Цицианов отрядил для усиления Елисаветпольского гарнизона один батальон Севастопольского мушкетерского полка с двумя орудиями. Шефский батальон и две роты мушкетерского батальона содержали караул в Тифлисе и занимали два важных поста: в Гартискаро и Саганлуге. Из них первый, находясь в пункте, в котором соединялись два главных сообщения с Россиею и Черным морем, охранял большую дорогу от беспрерывных разбойничьих покушений лезгин, осетин и других горских хищников. Саганлугский же пост служил для наблюдения за покушениями и движениями лезгин и татар, подвластных Грузии. Остальные две роты Севастопольского полка были поставлены в Анануре, дабы содержать в повиновении горские народы: тушин, пшавов и хевсур. Левый фланг занимал Кахетию, где, для обороны от дагестанцев и для удержания в повиновении джарцев, расположен был, вдоль по Алазани, 15-й егерский полк и два батальона Кабардинского полка с их орудиями, а в деревнях: Гавазе, Кварели, Пшавели, Матаны и при Маданском ущелье стоял третий батальон Кабардинского полка с орудием.

Таким образом, в экспедицию против Эривани можно было отрядить самое незначительное число войск. В состав отряда были назначены: Кавказского гренадерского полка три батальона; два батальона 9-го егерского полка, из коих две роты должны были остаться в Сураме; два батальона Тифлисского мушкетерского полка, бывшие в Цалке и Памбаках, и три батальона, вызванные нарочно для этой экспедиции с Кавказской линии. Кавалерию составляли: четыре эскадрона Нарвского драгунского полка и три сотни линейных казаков, вызванных с Кавказской линии. Кроме того, по приглашению князя Цицианова, грузинские князья, с своими дворянами и людьми, составляли около 800 человек милиции; при отряде было всего двенадцать орудий.

Эриванский хан, проведав о приготовлениях к экспедиции, заискивал расположения князя Цицианова и своими письмами старался высказать преданность к России. Под видом предупреждения, а на самом деле с угрозою, Мамед-хан писал князю Цицианову, что Баба-хан намерен вторгнуться в Грузию, и приказал ему также готовиться для совокупного с ним действия против русских.

«Сим объявляется Мамед-хану Эриванскому, – отвечал на это князь Цицианов, – что на глупые и дерзкие письма, каково было ханское, с прописанием повеления словами льва, а делами теленка Баба-хана, сердаря, россияне привыкли отвечать штыками, а потому, чтобы оный хан ожидал сего рода ответа в свое время, и призвал бы на помощь войска неустрашимого государя государей испытать силы с купцами^[370], недавно Ганжу из-под сильной руки его вырвавшими, яко товар персидских материй. О чем присланный от него в Ганжу персиянин может ему пересказать подробно, ушедший оттоль переряженным в женское платье»^[371].

Послу эриванского хана Неджеф-Али-беку главнокомандующий дал выписку «для памяти», в которой между прочим писал:

«Я никогда не лгал и в целый год пребывания моего здесь, кажется, доказал, что вывезу царскую фамилию, разорившую Грузию междоусобною войною, и вывез; сказал, что покорю Джарскую провинцию, и покорил; сказал, что Ганжу возьму, и взял; сказал, что введу в российское подданство Мингрелию, оставляя владельца при его правах, и ввел. Говорю, что то же сделаю и с Имеретиею, и сделаю. Говорю, что поставлю патриарха Даниила на патриарший престол, и поставлю, а Давиду обещаемый всесильным и великим моим государем императором пенсион доставлю, и доставлю. Говорю, что Эривань заставлю платить мне дань, и заставлю. Говорю, что из Эривани возьму аманата, и возьму.

Я не словами стращаю, а штыками действую и делами доказываю. Я войска, мною командуемые, не называю по-персидски бесчисленностью звезд, но когда приду с ними в Памбаки, то никакого условия не приму и то же сделаю, что с Ганжею. Я требую следующего, и не начну переговоров, доколе хан, твой господин, не возгласит Даниила патриархом и не пришлет Давида в Тифлис, по воле его императорского величества коему никакого зла не будет сделано, в чем Богом живым заклинаюсь.

Тогда пришлю я к хану Эриванскому высочайшую грамоту, на имя его состоявшуюся, о восстановлении Даниила и о доставлении Давида, коему великий и всесильный государь император обещать изволил безбедное содержание и жалованье. Тогда пришлю посольство с грамотою; тогда приму поверенного от хана, господина твоего, для постановления статей, на коих будет принят во всероссийское подданство и покровительство хан Эриванский, с утверждением его и его потомства по старшинству колена на ханстве Эриванском.

Тогда определено будет, сколько войска поставлено будет на защиту Эриванской области от врагов, Баба-хана сардаря. Тогда отправятся туда оные войска, тогда хан эриванский должен будет дать по оному постановлению аманата, платя Грузии такую дань, какую платил ей прежде, и тогда блаженство его и целость его рода и Эриванской области народа утверждено будет на твердом основании и на самом деле, а не словами, как от Баба-хана»^[372].

Получив такой ответ, эриванский хан находился в самом затруднительном положении. С одной стороны, он опасался участи Джевад-хана Ганжинского, а с другой, боялся вторжения в его владение полчищ Баба-хана, имевшего причины быть недовольным ханом и не доверять ему. Будучи некогда наставником Баба-хана и по ходатайству матери его определенный правителем Эривани, Мамед-хан с первых же дней своего управления стал добиваться независимости и думал воспользоваться тем, что персидский владетель сам еще был непрочен на иранском престоле. Войдя в сношение с нахичеванским Келб-Али-ханом, недовольным на царствующий в Персии дом из фамилии Каджаров за то, что был лишен зрения по приказанию Аги-Магомет-хана, оба владельца положили действовать единодушно и при первой возможности отложиться от властителя Персии. Сомнительное и двусмысленное поведение некоторых подвластных Баба-хану правителей отдельных областей заставляло его быть чутким и не слишком доверять их покорности.

Повелитель Ирана скоро понял виды и намерения ханов Эриванского и Нахичеванского и потому, лишь только усмирил волнения во внутренних своих провинциях, он решился привести и их к покорности. Неприязненные действия против России давали Баба-хану средство убедиться в поведении ханов Эриванского и Нахичеванского и, в случае сомнительной их верности, заменить другими, более ему преданными. Мамед-хан знал, что при предстоящих действиях Баба-хан не минует Эривани, и потому с замирающим сердцем смотрел на собрание персидских войск вблизи его владений. В апреле получены были сведения, что Аббас-Мирза прибыл в Тавриз с 20 000 или 30 000 войск, где присоединил к себе 2000 человек, бывших под начальством Пир-Кули-хана, который, будучи послан на помощь ганжинскому хану, узнав о падении Ганжи, остановился в Тавризе.

Сосредоточивши в этом пункте все свои силы, Аббас-Мирза намерен был отправить один отряд, под начальством своего родственника Сулейман-хана, к Шуше, а сам с главными силами следовать к Эривани и затем с разных сторон вторгнуться в Грузию. Для лучшего успеха в своих действиях Баба-хан рассылал фирманы и подарки к лезгинским владельцам, текинскому и шемахинскому ханам, приглашая одних и приказывая другим быть готовыми для совокупного с ним действия против русских.