История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4 | Николай Дубровин | страница 38 | LoveRead.ec

Большая часть отряда собралась 20 ноября в деревне Саганлуге, в 15 верстах от Тифлиса; 21-го назначался отдых, а 22-го выступление. В шесть переходов отряд достиг до Загнала (Шамшадильского селения), где к нему, во время отдыха, присоединились два батальона 17-го егерского полка^[185].

По прибытии, 29 ноября, в Шамхор князь Цицианов отправил к Джевад-хану письмо, в котором требовал сдачи крепости.

«Вступив во владение Ганжинское, – писал главнокомандующий Джевад-хану^[186], – объявляю вам о причинах прихода сюда: первая и главная, что Ганжа с ее округом, во времена царицы Тамары, принадлежала Грузии и слабостью царей грузинских отторгнута от оной. Всероссийская империя, приняв Грузию в свое высокомощное покровительство и подданство, не может взирать с равнодушием на расторжение Грузии и несогласно было бы с силою и достоинством высокомощной и Богом вознесенной Российской империи оставить Ганжу, яко достояние и часть Грузии, в руках чуждых.

Вторая: ваше высокостепенство на письмо мое, писанное по приезде моем в Грузию, коим я требовал сына вашего в аманаты, отвечали, что иранского государя опасаетесь, забыв, что шесть лет тому назад были российским подданным, и в крепости ганжинской стояли высокославные российские войска.

Третья: купцы тифлисские, ограбленные вашими людьми, не получили удовлетворения вашего высокостепенства. А по сим трем причинам я сам с войсками пришел брать город, по обычаю европейскому и по вере, мною исповедуемой, должен, не приступая к пролитию человеческой крови, предложить вам о сдаче города и требовать от вас в ответ двух слов по вашему выбору: да или пет; то есть сдаете или не сдаете?

Да будет вам известно также, что, допустя войска прийти в такую непогоду и вступить в ваше владение, никаких договоров принято быть не может, а сдачу на волю мою вам предназначаю, и тогда испытаете неограниченное милосердие его императорского величества, всемилостивейшего государя моего. Буде сего не желаете, то ждите несчастного жребия, коему подпали некогда Измаил, Очаков, Варшава и многие другие города. Буде завтра в полдень не получу я ответа, то брань возгорится, понесу под Ганжу огонь и меч, чему вы будете свидетель и узнаете, умею ли я держать мое слово»…

Джевад-хан отрицал справедливость того, что Ганжа принадлежала Грузии при царице Тамаре.

«Этому рассказу никто не поверит, – писал он. – А наши предки Аббас-Кули-хан и прочие управляли Грузиею. Если не веришь, спроси грузинских старожилов – управлял Аббас-Кули-хан Грузией или нет?»

В справедливости последнего, хан ссылался на следы, которые остались в Грузии после владения Аббас-Кули-хана, как то: мечети, лавки и подарки от него грузинским князьям. Джевад не скрывал того, что шесть лет тому назад был подданным по принуждению, а не по расположению к России; что им был сдан город и впущен русский гарнизон, собственно, только потому, что персидский шах был тогда «в Хорасане, и моя рука, – говорил он, – не достигала его, и я счел нужным покориться русскому падишаху, как великому также монарху. А теперь, слава Аллаху, персидский шах находится в близости моей, и посланный его главнокомандующий уже прибыл сюда; также прибыло войско и еще оного прибудет».

«Если ты замышляешь со мною войну, – писал хан в другом письме князю Цицианову, – то я готов; если ты хвастаешься своими пушками, то и мои не хуже твоих; если твои пушки длиною в 1 аршин, то мои в 3 и 4 аршина, и успех зависит от Аллаха. Откуда известно, что ваши войска храбрее персидских? Вы только видели свои сражения, а войны с персиянами не видели. Ты предлагаешь мне быть готовым на борьбу? Я с того дня готовлюсь, как ты прибыл в Шамшадыль, обратив его население в зависимость свою. Если хочешь воевать, будем воевать. Ты предсказываешь мне несчастие, если не приму твоего предложения; но я полагаю, что несчастие преследует самого тебя, которое завлекло тебя из Петербурга сюда. Последствия покажут, кто из нас будет несчастен»^[187].

Получив ответ на свое письмо, не соответствующий требованиям, князь Цицианов, дав роздых войскам, приступил к обозрению местности. С этою целью он взял с собою генерал-майора Портнягина, с одним эскадроном Нарвского драгунского полка, полковника Карягина с двумя батальонами 17-го егерского полка, подполковника Симоновича с Кавказским гренадерским его имени батальоном и все легкие войска с семью орудиями. Подъехав к предместью и видя невозможность обозреть крепость, не завладев предварительно садами, князь Цицианов решился занять их. Он сформировал две колонны: одну из Кавказского гренадерского батальона, с легкими войсками и двумя орудиями, под предводительством подполковника Симоновича, а другую, из двух батальонов егерей, эскадрона драгун, с 5 орудиями и легкими войсками, под своим начальством. Первую колонну князь Цицианов направил по Большой Тифлисской дороге, а сам двинулся, правее этой дороги, на ханский сад.

В садах наши войска встретили сильное сопротивление и должны были выдержать упорную борьбу. Высокие землебитные, из глины, заборы на всяком шагу доставляли неприятелю закрытие и средство к обороне, а для нас отдельное укрепление, которое приходилось брать штурмом. Несмотря, однако же, на сильный огонь, отчаянное сопротивление неприятеля и весьма невыгодное наше положение, войска в течение двух часов успели очистить предместье, состоявшее почти исключительно из одних садов, протянувшихся на 1½ версты от города. Неприятель отступил в крепость, потеряв 250 человек убитыми, из коих большая часть пала при столкновении с колонною подполковника Симоновича. При этом сдались нам 200 шамшадильцев и 300 армян. С нашей стороны потеря заключалась в 70 человеках убитыми и 30 ранеными. В тот же день устроены были батареи и прикрытие усилено было двумя батальонами, а на другой день остальные два эскадрона драгун и батальон присоседились к отряду. Крепость была окончательно обложена, и открыто бомбардирование, продолжавшееся довольно успешно. Князь Цицианов полагал, что Джевад-хан, устрашенный сражением, бывшим в предместье, сдаст крепость, тем более что ежедневно являвшиеся к нам перебежчики значительно ослабляли его гарнизон.

Эта надежда на добровольную покорность и сдачу несколько замедлили взятие крепости.

«Откровенно признаюсь вам, – писал князь Цицианов генералу В. (Вязмитинову)^[188], – что хотя счастливый приступ к Ганжинской крепости распространил бы панический страх между здешними военными людьми и жителями и весьма бы облегчил будущие наши предприятия, хотя штурмовые лестницы готовы и хотя позднее время года не позволяет заниматься долговременною блокадою, но, зная человеколюбивое сердце Г. И., употреблю сию кровавую меру в крайней только необходимости. Буду столько медлить и искать другими средствами овладеть крепостью, сколько честь оружия его императорского величества мне дозволит».