История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 139

Положение страны было действительно бедственное. Несчастные жители, бежавшие, для спасения жизни, от неприятеля, возвратились оплакивать развалины и пепелища своих домов, опустошенные селения, и участь их не была завиднее тех, которых увели в плен персияне. Народ хотя и занялся хлебопашеством, как главным своим промыслом, но следы опустошения видны были повсюду. Разоренные дома, сожженные и уничтоженные поля, повсеместная бесприютица были причиною, что хлеба едва хватало на прокормление собственных жителей, а о сбыте излишка и помина не было.

Плодородная земля Грузии, при хорошем устройстве и хозяйстве, могла бы давать богатую жатву; но она не вознаграждала труда земледельца при тогдашнем политическом и административном устройстве страны. Народ, отягощенный разными поборами как от царствующего дома, так и от князей и дворян, знал, что собранные плоды в большей части случаев не принадлежат ему, что, привезя свои произведения в город, он рискует тем, что они будут отняты безденежно князем или царевичем. Напрасная трата труда и врожденная леность грузин, желавших лучше скитаться нищими, чем работать, окончательно убивали всякую производительность в крае.

«Все чины здесь наследственны, – доносил Лазарев, – невзирая на достоинство людей, почему и видно много людей не на своих местах: управление городов и сел препоручается так называемым моуравам и нацвалам, кои елико возможно стараются поскорее нажиться, невзирая, что терпят от того их подчиненные, ибо никакой чин не уверен в своем месте и владении. Все делается по бератам: так называются выдаваемые от царя повеления, кои нигде не записываются, и оттого выходит, что сегодня отдадут одному, а завтра то же имение или место другому; все правосудие у них отдается словесно и, сколько мог я приметить, либо по пристрастию, либо по праву сильного, и часто видны неимущие защиты совсем ограбленными. Товары от купцов, съестные припасы от промышленников, все берется безденежно, по бератам, выдаваемым всеми царевичами, всеми царевнами и, наконец, всеми, кому какая должность препоручена. Жалованья никакой чин не имеет, а всякий должен кормиться от своего места, и оттого еще больше терпят и купец, и мещанин, и поселянин и, одним словом, всякий».

При таких условиях нужны были сильный характер и твердая воля, чтобы привести все в порядок. Ни того ни другого не имел новый царь Грузии.

Болезнь Георгия и самый характер его были вредны для страны и клонили царство к разрушению. Вспыльчивый до крайности, царь был весьма доброго и слабого характера. Не имея той настойчивости, которая необходима человеку в его положении, он был болен, редко оставлял свою комнату и почти никогда не показывался народу.

Будучи еще царевичем, в молодых годах, Георгий любил сладко и много покушать, что и повело к началу, а впоследствии и к развитию его болезни.

«Царевичу, – пишет его современник, – понесли огромное блюдо плова и изрядного барашка, начиненного пряными кореньями и рубленым мясом с разными приправами. Тут в первый раз еще случилось мне увидеть сего царевича. Он, по азиатскому обычаю, сидел на полу на ковре и одним тем уже был приметен, что я не видал никогда никого, кто бы мог поравняться с ним в тучности. На ужин хотя и принесли ему такую же порцию, но он, к чрезвычайному моему удивлению, заметил мне недостаток в присылаемом ему продовольствии».

Очевидцы рассказывают, что Георгий, будучи уже царем Грузии, сохранил свою привычку и страсть хорошо поесть.

Обыкновенно если он оставался доволен обедом, то призывал к себе повара и, достав из кошелька или из длинного кисета, висевшего всегда на поясе, абаз, дарил его виновнику своего довольствия.

«Предание еще свежо, что грузинский царь Георгий XII съедал за обедом годовалого буйволенка; несколько блюд плова ему было нипочем. Один из маститых лейб-медиков царя, еще живой свидетель, рассказывает, что после такого гигантского обеда эта столь почтенная особа приказывала откачивать себя на простынях и принимала облегчающие средства».

От чрезмерно большого употребления пищи царь скоро почувствовал одышку и тесноту в груди, а впоследствии у него образовалась водяная, припадки которой часто подвергали жизнь его опасности. За неимением врачей в Тифлисе, царя пользовали католические ксендзы и другие туземные лекаря, изучившие медицину на практике.

Не выходя никуда из комнаты, Георгий передал управление царством своим приближенным и родственникам. Зная слабость характера царя, они воспользовались этою передачею и стали преследовать личные свои интересы. Царю докладывали то, что считали необходимым и выгодным для себя; его именем злоупотребляли повсюду.

Народ был часто обременяем различного рода податями, собираемыми как бы по приказанию царя, который и не подозревал о тех злоупотреблениях, которые делались его именем.

Скоро царь совершенно устранил себя от управления царством. В августе 1800 года, в одном из писем Кноррингу, Георгий чистосердечно сознавался в малом своем значении в Грузии; «всякое по нашему царству распоряжение, – писал он, – вверено министру (Ковалевскому) и сыну нашему Иоанну; то письма те ими рассмотрены, а что было в них писано, о том уведомит вас министр». Царь признавал даже безполезным читать какие бы то ни было письма.

Грабежи и бесчинства исполнителей царской воли достигли до исполинских размеров. Телохранители и лезгины, призванные Георгием, своевольничали не только в провинции, но и в самом Тифлисе дозволяли себе производить грабежи и насилия. Однажды они встретили на улице протопопа Анчисхатского собора, Соломона Алексеева, сняли с него шапку и ругались над ним.

«Алексеев явился к царю и в самых резких выражениях укорял Георгия, что он, призвав лезгин, предал народ и служителей церкви, в христианском городе, на поругание магометан».

Георгий приказал позвать к себе начальников наемного войска. Те явились, окруженные 80 телохранителями. Царь сначала бранил их, но потом до того увлекся, что, забыв свою болезнь, вскочил с постели, схватил дубину и стал бить главного начальника лезгин. Устрашенные начальники и их телохранители бежали из комнаты от запальчивого царя, преследовавшего их дубиной. Боясь гнева и преследований царских, все лезгины, бывшие в Тифлисе, ушли на некоторое время из города за Авлабарские ворота.

Минутная вспышка проходила, царь смягчался, и прежние беспорядки и своеволия вступали в свои права.

Царица Мария, супруга Георгия, по советам и наущениям своего отца, князя Цицианова, человека жадного и алчного, будучи нежно любима мужем, часто обременяла народ своими требованиями и налогами.

Георгий, при всей своей личной доброте и желании добра своему народу, был не любим грузинами.

Сын и наследник его, царевич Давид, заботился исключительно о своих выгодах и также не вмешивался в дела. Женатый на армянке, противно народному обычаю, он был не любим князьями; если же и имел нескольких приверженцев, то из таких лиц, которые надеялись на его милости, как будущего царя, но не были преданы ему чистосердечно.

Царевич Иоанн, человек более других положительный и серьезный, удалялся также от всякого вмешательства в управление краем, несмотря на то что пользовался наибольшим доверием Георгия. Каждый из царевичей соблюдал свою собственную пользу, а не государственную. Удалившись в свои деревни, царевичи старались сколько возможно более их распространять, не стесняясь и в том случае, если бы распространение это было сопряжено с захватом чужой собственности или с обидою ближнего.