В этом и заключался весь обряд мусульманского бракосочетания. Там, где не было кади, любое постороннее лицо могло составить акт и прочесть объявление согласия. При двух свидетелях можно было обойтись и вовсе без письменного акта.
У черкесских князей в прежние времена существовал обычай, согласно которому князь до свадьбы отдавал невесту одному из почетнейших лиц из числа своих подвластных, у которого она нередко жила в течение целого года. Обычай этот имел в то время глубокий смысл. В те времена князья одного и того же племени все были между собой в близком родстве и вынуждены были искать себе жен у соседних, часто отдаленных народов, отличавшихся обычаями и нравами. В такой стране, как, например, Кабарда, где князь считался блюстителем традиций и чистоты нравов, молодая княгиня, как иноземка, не знающая местных условий, могла навлечь на себя упреки со стороны народа за несоблюдение его коренных обычаев. Для ознакомления с ними князь избирал для временного пристанища будущей жены дом почтенного и отличающегося нравственными достоинствами человека, в чьей семье она и приучалась к семейным и общественным традициям народа.
Воспитатель, приняв молодую княгиню, кормил ее, богато одевал, задавал беспрестанные пиры и при передаче мужу одаривал. Несмотря на все эти хлопоты и расходы, охотников было очень много: во-первых, потому, что это считалось величайшей честью, во-вторых, потому, что давало воспитателю связь, равную кровному родству. Кроме того, князь при передаче жены всегда вознаграждал воспитателя подарками за понесенные им расходы. Такие воспитатели у черкесов были известны под именем тей-шаришс, то есть кум. Тей-шаришсы бывали и у других сословий черкесского народа – с той только разницей, что проживание у них молодой не было столь продолжительно.
Таким образом, каждый черкес женился вне своего дома, он привозил невесту в дом уважаемого человека, и там совершалось бракосочетание.
В день свадьбы ватага молодежи отправлялась вместе с женихом за невестой, и получить ее можно было только после того, как один из приехавших дотронулся до ее платья, чего находящаяся при невесте толпа женщин старалась не допустить, что нередко им удавалось. Чтобы положить конец такому сопротивлению, приехавшие делали пожилым женщинам подарки, после чего получали невесту беспрепятственно. Этот обычай носил название вывод невесты.
Если дом, назначенный для первоначального размещения невесты, находился в другом ауле, ее сажали на арбу, запряженную парой коней или волов. Спереди и сзади арбы ехали всадники, которые все время пути пели свадебные песни и беспрестанно стреляли из ружей и пистолетов. Каждый встретившийся со свадебным поездом был обязан к нему присоединиться, над неучтивыми путниками, пренебрегшими обычаем, молодежь глумилась, простреливая у них шапки, сбрасывая с седла или срывая с них одежду.
У дверей дома приятеля жениха свадебный поезд останавливался, невесту вводили в покои, а сопровождавшие ее разъезжались, сделав несколько выстрелов – преимущественно в трубу дома, где оставалась невеста.
Здесь совершался религиозный обряд бракосочетания, а затем, если новобрачный не имел родителей или старшего брата, он удалялся в дом одного из приятелей и оттуда, в сопровождении друга, посещал супругу, но только после захода солнца.
Ночь. Над аулом повисла тишина, и только в отдельно стоящем домике светился огонек и слышен был тихий говор – там молодая новобрачная в тревоге ожидала своего супруга. Покрытая прозрачной белою вуалью, она молча стояла у брачного ложа, вокруг толпились несколько подруг, которые шутили и смеялись. Но вот за дверями слышался шорох шагов – то подходили два человека. Один в бурке, с шашкой через плечо, кинжалом и пистолетом за поясом. Это счастливец жених, а с ним его приятель, который спешил в саклю, чтобы предупредить молодую о приходе супруга. Подруги уходили, невеста оставалась одна. Она стояла неподвижно и безмолвно, как статуя. Молодой муж садился на постель, спутник снимал с него оружие, вешал его на стену, снимал чевяки и, засыпав огонь в очаге золой, уходил, пожелав новобрачным доброй ночи. Оставшись наедине, молодой муж подходил к жене, если она была не в большом страхе, то раздевалась сама, в противном случае муж помогал ей. Перед рассветом новобрачные расставались. Спутник, прокараулив, по обычаю, всю ночь, стучался в двери, как только занималась заря. С уходом мужа в комнату вбегали подруги и с плутовскими улыбками бросались к постели, находили корсет и, если он им нравился, брали себе.
Случалось, что вступление новобрачной в дом, назначенный для временного пребывания, сопровождалось празднеством, но конец его всегда и у всех сословий отмечался самым торжественным обедом. Хозяин дома, где находилась молодая, сделав все необходимые приготовления, созывал народ. По его приглашению собирались девицы из окрестных аулов, и торжество открывалось плясками, пением, играми, продолжавшимися в течение трех дней, а на четвертый молодая отправлялась в дом мужа.
В ауле, где жил молодой супруг, все с нетерпением ожидали приближения свадебного поезда. Дети и взрослые толпами ходили на холмы и курганы, чтобы посмотреть вдаль на дорогу.
– Вот, показались! Вот, выезжают из леса! – вскрикивали хором заметившие церемониальное шествие новобрачной.
Несколько десятков всадников ехали в авангарде. За ними, на татарской висячей колеснице, покрытой белой шелковой или другой тканью и устланной коврами, ехала новобрачная. С ней обычно сидели ее воспитательница и хозяйка дома, в котором она гостила по выходе замуж.
Самые важные люди окружали колесницу и ехали, как правило, с веселыми лицами, но без шума и крика, раздававшихся позади них в группе молодых всадников. Посреди этой толпы ехала двухколесная арба, покрытая красной тканью, развевавшейся по ветру. Вокруг этой арбы, составлявшей обязательную принадлежность каждого свадебного поезда, раздавалось громкое пение свадебных песен, превозносивших красоту, скромность, искусство вышивания золотом молодой супруги, славу и подвиги ее мужа. Черкесские свадебные песни сложены так, что не называют никого по имени, но исполнены намеков на разных лиц. Ружейные выстрелы вторили протяжному напеву, и дым их туманом висел над поездом.
По мере приближения поезда росла и суета в ауле. И старый и малый поспешно вооружались длинными и гибкими палками и толпой спешили навстречу новобрачной, чья колесница, отделившись от поезда, направлялась к дому супруга. У самой ограды поезд останавливался, и молодая шла в саклю по разостланной родственниками мужа шелковой ткани, протянутой от ворот до дверей сакли.
На пороге молодую осыпали сухариками, специально изготовленными для этого случая. Затем ей подносили блюдо с медом, маслом и орехами. Она, по обычаю, только дотрагивалась до них, зато старухи, управлявшие церемонией, лакомились сластями досыта.
Проводив молодую в саклю, ее спутники спешили к выходу из аула полюбоваться зрелищем, которое там ожидало. Несколько десятков наездников окружали арбу, накрытую красною тканью, и должны были довести ее до дома новобрачной в целости, а это было трудно: вооруженные палками старались захватить арбу – этот обычай практиковали исключительно на свадьбах. Конные бросались на пеших, чтобы смять их и открыть арбе путь в аул. Пешие защищались, отчаянно колотя лошадей и всадников, и, прорываясь к арбе, старались сорвать покрывало. Те, кто сидел в арбе, отбивались от преследователей и понукали коней, стремясь достичь заветной сакли. Если толпе удавалось овладеть повозкой, в одно мгновение красное покрывало разрывали на клочки, которые ходили по рукам многочисленных победителей.