Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 147

Сим приступает секретная комиссия предложить в священном имени ее императорского величества вашему преосвященству следующее:

Показано на ваше преосвященство, якобы вы в тот день, когда приключение с казанским форштадтом последовали и бунтовщики в оный ворвались, посылали самозванцу кошелек, наполненный золотыми деньгами, по виду до 3000 рублей.

Присутствующие в секретной комиссии, с крайним прискорбием внимая сей поступок, невероятный от высокого сана вашего, почли на первый раз за клевету; но дабы ничего не упустить по должности, исканы были от комиссии те свидетели, которые могли бы как утвердить показателя, так и обличить семинариста, который, якобы от имени вашего, приезжал с дарами к злодею. Все сие найдено. Хотя показатель считал сего посланного семинаристом, но сей – библиотекарь вашего преосвященства, по многом запирательстве признался, что он погрешил перед Богом и перед ее величеством и, повинуясь слепо вашей власти, отвез оные деньги от имени вашего, по приказу дьякона Алексея Ионина. Сей дьякон, будучи тверже первого в непризнании истины, видно, что сердце его ощущало угрызения совести, наконец равно признался, что он точно принял деньги от вашего преосвященства и послал оные с показанным библиотекарем, яко надежным в верности толь горестной для пользы общества, к самозванцу и именем вашим просил избавление от разорения вашего загородного дома.

Допросы каждому из них читаны в присутствии, на них утвердились они клятвой и подписались своеручно.

По таковым доказательствам не могла обойтись секретная комиссия, чтобы не вопросить изъяснение вашего преосвященства о сем, предлагая, если показание сие справедливо (чего без содрогания сердца невозможно представить), чтоб вы благоволили открыть всю истину, не утаивая в сердце своем, каких ради причин посылали вы подарки к бунтовщику и самозванцу? А чтобы доказать яснее вашему преосвященству основательные причины, побудившие комиссию приступить к сему, определила комиссия прочесть прежде вашему преосвященству допрос дьякона, бывшего наперсника вашего.

Не надлежало бы комиссии предлагать вашему преосвященству, яко первосвященнику просвещенному, нагбенному под бременем многих лет, имеющему многие познания, многие испытания и знающему всю цену священного благоговения, каковое должно иметь к помазаннице Божией, но должность есть комиссии предложить вашему преосвященству, чтоб вы, чем более знаете важность всего почтения и верности к монархам, тем менее по просвещению своему делали укрывательство в погрешении, понеже комиссия, если бы не имела ясных доказательств, к сему не приступила бы.

Но ежели душа ваша чиста и непорочна, обличите клевету показателей на вас равными ясными доказательствами, к лицу наперсника вашего, который долго колебался открыть вину свою, но признался в оной. И для того комиссия просит ваше преосвященство, чтоб вы соизволили ответ свой написать на сие предложение, дабы во всем могла она ответствовать перед престолом ее величества. А потом, если вы не откроете истины, представлен будет показанный дьякон перед лицо ваше ко объяснению дела».

С удивлением и огорчением прочел маститый старец предложения Потемкина. Какие доказательства, и притом ясные, мог привести он в свое оправдание? Вениамин отвечал, что не только не давал никому денег 3 тысячи руб., но и в мыслях этого не имел; что Воскресенский свой монастырь он оставил за шесть дней до прихода Пугачева; что из кремля никуда не выходил; что во время штурма все время служил молебны и дьякон Ионин был безотлучно при нем и «стало быть, то на меня показание совсем невероятное, и он, дьякон, как меня, так и себя оболгал напрасно. Сие я показую по самой чистой совести, так как перед престолом Божиим, и заклинаю себя в том небом и землей» ^[992].

Вениамин просил Потемкина привести к нему дьякона или дать им очную ставку, но последний не согласился на эту просьбу по следующим причинам: «Первое, – писал он ^[993], – что без высочайшей воли вашей не дерзаю приступить к убеждению его таковым образом, и второе, что после проведать бы могли сличение между архипастыря и дьякона, к унижению славы и почтение первому. А сверх того дьякон, привыкнув к почтению сана преосвященного, легко может при лице его от робости запереться. В самом деле видимо, что исполнено сие от единого страху смерти, которого преодолеть его преосвященство не был в состоянии». Представляя императрице показания Аристова, Огородникова, Львова, Ионина и ответ преосвященного и желая до времени прекратить сношение Вениамина с посторонними лицами, П.С. Потемкин определил для постоянного пребывания при архиепископе подпоручика Горчакова и сенатского секретаря Чередина. Первый должен был отвечать за все поступки Вениамина, а второй вести журнал всему происходящему в келье ^[994]. Вместе с тем в Воскресенском монастыре было запечатано все, что можно: музей, кладовые и жилые комнаты; книги и рукописи были взяты в секретную комиссию, но в них ничего не найдено.

«Впрочем, всемилостивейшая государыня, – писал Потемкин, – употребляю я все меры скрыть сие от народа, дабы не подать ни малейшего подозрения». Скрыть этого было невозможно. В Казани давно уже знали об аресте Львова и дьякона Ионина; знали, что их допрашивали и содержат в оковах. «У нас все объяты страхом, – писал Платон Любарский Бантыш-Каменскому ^[995], – в том числе и я; неизвестно, когда наступит конец такому тревожному состоянию».

«Сколько преступлений совершает секретная комиссия, – писал он же несколько дней спустя ^[996], – и днем и ночью, об этом ни говорить, ни писать нельзя. Никого не выпускают и не впускают в город, в том числе я и некоторые другие должны оставаться в городе. Сколько несправедливостей, печалей и бесславия на всю Европу! Сколько невинной крови может пролиться! Прошу тебя, ради Бога, это и прочие мои письма не показывай никому. Положи печать на уста свои, чтобы через разглашение не подвергнуть и меня и себя несчастью».

Между тем полученное в Петербурге донесение Павла Потемкина наделало много шума, и, чтобы прекратить все разговоры, Екатерина признала необходимым удалить Вениамина от управления епархией. «Приложенное дело, – писала императрица Г.А. Потемкину ^[997], – прошу сегодня вручить преосвященному петербургскому для его собственного известия, и понеже сомнения нету (хотя казанский архиерей и отпирается) о его непростительной с злодеями пересылке, и для того желаю я, чтобы преосвященный петербургский написал бы письмо к казанскому архиерею с тем, дабы сей из ума выживший старик просился бы немедленно на обещанье, и если сие сделает архиерей казанский, то в рассуждении сана уже далее следствие производить не велю, ибо желаю утушить и слух сего дела».