Вот Гаврила, оказавшись рядом с Бакаутовой пущей да вспомнив о судьбе родителя своего, и задумал злое дело, спутался с иноземцами, которым ценный лес нужен был. Ловко воспользовался положением начальника охраны и тайком от Чилиги Евсеевича провез на своем струге разномастную шайку, что должна была ценный груз стеречь. Шайка эта и вировникам нагрубила, и на воеводу напала.
Чилига, обо всем этом узнав, пытался горячему Гавриле втолковать, что так торговля не ведется, что правила есть, да и о чести забывать нельзя, но поздно уже было, а сделанного не воротишь. В конце своего рассказа купчина повесил голову, призвав воеводу делать с ним все, что она пожелает.
А Несмеяна подумала-подумала, да и отпустила Бурбело на все четыре стороны. Мало того, грамоты ему подорожные подписала, которые дошлый торгаш подсунул. Алеша хотел было встрять, но понял, что воевода уже все решила, а значит, спорить бесполезно. То, что она упертая, – он уже понял, а сейчас, после драки, в синих глазах еще и непонятное пламя бушевало. Лезть к ней не стоило, толку – никакого, только разлаялись бы снова.
Вот и едут они теперь на заставу, а Чилига снаряжает корабли, спешно досбивает оставшиеся сосны в плоты и уплывает восвояси.
Ночная дорога, она такая, кажется, что в мире не осталось никого, кроме тебя, твоего коня и вечности. Кажется, что так всегда было и так всегда будет, а потом или огонь увидишь, или уснешь, или начнет светать. Лениво поглядывающий по сторонам Алеша вдруг понял, насколько сильно он устал. Устал и Буланко – разве что не спотыкался, и Охотник отдал повод, а сам, отчаянно борясь со сном, вновь задумался.
Теперь прояснилась и история с клобуком, и слова Лукьяна про «торгашей с нечистью». Конечно, с нечистью – такую разношерстую шайку собрать… Клобук Гаврилиных молодцов или приметил, или заявился вместе с ними. Вот и наплел Лукьяну с три короба про купцов, которых он якобы грабит.
Странные, вроде бы никак не связанные осколки последних дней складывались в узор наподобие тех, которыми любят украшать царские дворцы в южных землях. Тригорский узор Алеша собрал почти полностью, не хватало разве что пары последних камушков, и если Несмеяна упрется, то и не хватит.
Все в истории с бакаутом и торгашами сходилось ладно, кроме одного – Охотник Чилиге отчаянно не верил. Отбросишь врожденное обаяние балабола да его громкие слова про честь, долг и взаимовыручку – и посыплется все. Купец же не дурак. Не мог он не знать о делах ближайшего помощника. Не мог с самого начала не видеть, что из заповедной пущи тащат к берегу отнюдь не корабельную сосну. Почему Гаврила удар принял? Да кто ж его разберет? Может, порядки такие у Бурбело – чуть что, каждый друг друга прикрывает. Вот и сговорились загодя, что, если запахнет жареным, Гаврила на себя всю вину возьмет.
Решение Несмеяны отпустить балабола в Новеград Алеше не нравилось, но в одном воевода была права – Дознаватель в Аргунове наверняка скажет, говорит ли Гаврила правду.
А вот с муринами, худами да клетками яснее так и не стало, но до одури уставший Алеша решил, что все это – дело рук Огнегора. И точка. Непонятно, с чего взявшаяся уверенность внезапно принесла спокойствие, и Охотник едва слышно вздохнул. Зачем, почему, когда, кто – как хорошо жить без этих вопросов!
– Буланко, стоим. Воеводу ждем.
Вперед они ушли хорошо, пока еще в ночной тиши заслышалось звяканье железа и седельный скрип! Несмеяна ехала первой, у ее седла, заставляя горемычного жеребца всхрапывать и прижимать уши, висела волколачья башка. Точнее, человечья: вся в шрамах, без одного глаза и с ухом, отрезанным почти под самый корень.
Перестать быть богатырем можно… только окончательно став им. Так став, что гриб в лесу, и тот не усомнится, что этот воин любой нечисти башку с лету отрубит. Конечно, можно еще распашень надеть…
– Чего остановился, Охотник? – голос Несмеяны был малость хриплым, бессонная ночь брала свое. – Случилось что?
– Ты же понимаешь, что обманул нас Чилига, – без обиняков выпалил Алеша. – Знал он все про дела Гаврилы, а то и сам в них поучаствовал. А может, сам и придумал. Лес он в Новеград везет, корабельщикам русским! Как же… Заповедных деревьев он на заказ нарубил, каждое ценой в торговое судно, остальное – для виду. Только без путевых грамот не продать, не вывезти…
– Ты вроде в торговых делах мало смыслишь, – со своим обычным холодком перебила воевода, выказав заодно отменную память.
– Да не в торговле тут дело, – нахмурился Алеша, – а в хитрости и обмане. Ты пойми, с Китом они в дружбе были, старик бы подорожные доброму приятелю не глядя подписал, ну так ведь и ты подписала…
– И что? – снова перебила поленица, и Алеша понял, что начал не с того. – В Аргунове суд разберется, да и я не слепа. Чилига, может, и себе на уме, но за дело радеет. О нападении разбойников от Гаврилы узнал, а про то, что в харчевню заезжал, – наврал, сберегая товарища. Объяснения его просты и понятны. Не уследил, прикрыл, все ясно. Гаврила этот с разбойниками спутался да и сам семя крапивное.
– Если только себя не оговорил.
– Оговорит такой, как же! Ты-то сам в такую чушь веришь?
– Не чушь это. С убийством твоим у них не выгорело, а заказ исполнять надо, вот и надумали. Время было…
– В Аргунове решат, говорю же.
– Это если…
– Обязана я тебе, – в голосе поленицы в который раз лязгнул металл, – трижды. Курганом, заставой, да и на берегу… иначе бы сказала… пару ласковых. Уймись, Охотник, охолони. Не слепая я, видела, что и Чилига, и все его люди волколака до смерти испугались, не знал он про оборотня ничего.
– А про вировников тоже не знал?
– Ты будто не слышишь. Не наше это дело, не на войне мы, чтоб на месте судить. Порядок есть порядок. Суд есть суд. Приедет в Аргунов, там спросят. Если же ты прав и Гаврила ни при чем, а виновен Чилига, то купцу дорога на Русь будет заказана – оповестят о том всех посадников, разыскивать будут, торговать он не сможет, – и, опережая Алешины возражения, резко хлопнула ладонью по броне на бедре. – Хватит, Охотник! Мне видней, кого в полон брать, кого отпускать, а кому грамоты подписывать. Плот тот с бакаутом не вернуть, а Новеград оставлять без леса негоже. Ты бы лучше вспомнил, что мне утром говорил – что у тебя свои дела и долги свои. Вот ими и занимайся!
– Тут ты права, неспокойно в Аргуновской долине и Тригорье стало…
– Вот и ловите. А надумает твой Стоян наконец-то по делу поговорить – знаете, где меня найти! – поленица тронула коня, вынуждая его перейти на рысь. Догнать и обогнать ее было не штука, но разговор был окончен.
«У Алены, – сварливо напомнил на этот раз не пропустивший ни слова Буланко, – и волос длинней, и ум».
– А еще у нее сласти есть, – хмыкнул богатырь, пропуская идущих парами всадников и подкармливая аж проснувшегося во время ссоры коня пряниками. – Эх, Буланыш, не всякая туча да с градом, авось пронесет. А насчет ума воеводы – еще посмотрим.