Серопятнистый лохматый шар только того и ждал, выкатился откуда-то и с веселым лаем помчал по полю.
– Ты что, – не поверил своим глазам Алеша, – его с собой таскал?
– Он от яги, – туманно объяснил напарник, которого явно одолевали какие-то мысли, должны же они хоть кого-то одолевать.
Железняк упорно шагал к реке, ему было нужно на ту сторону, а всякие заставы и конные нахалы пусть остаются на этой. Та сторона лучше, там тихо, там не кусают, там дом…
Перешедший в мявканье лай раздался удивительно вовремя. Очнувшийся богатырь привычно откинулся назад, позволяя вцепившейся в чепрак зверюге взгромоздиться впереди седока. Забрав из муркановой пасти свое добро, Алеша убрал аркан в сумку и внимательно осмотрел Звездный клинок. Убедившись, что знакомство с железной плотью на остроте кромки не сказалось, Охотник с облегчением закинул меч в ножны. Все сложилось ладно. Муркан и тот казался вполне благодушным, да и Стоян на вышедшего из драки или улепетнувшего не походил. Кажется, довольны были все, включая примеривающегося, как бы половчее слезть с речного обрыва, железняка.
«Давай его уроним, – для порядка предложил Буланыш. – Будет смешно».
– Пусть уходит.
– Да, – подтвердил Стоян, – пусть уходит. Тут, Алеша, похоже, редкая дрянь случилась, не знаешь, с какой стороны разгребать. Мне в скором времени придется в Рудные топи ехать, с Югой объясняться, но это-то как раз проще всего.
В эдакую простоту Алеша сперва не поверил, но, когда напарник объяснил, сомнений не осталось – Стояну и впрямь было проще договориться с хозяйкой Рудных топей, чем оказаться в шкуре доносчика… А как еще назовешь того, кто про старого друга новому воеводе гадостей наговорит? Не говорить? Нельзя. Несмеяне заставу держать, а за рекой – лес, и с лесом этим ссориться и прежде не след было, а уж сейчас, в ожидании Огнегора… И все же то, что сообщили Стояну вировники, ни в какие ворота не лезло.
– Слушай, – Алеша потрепал опустившего голову – слегка устал все же – Буланыша по шее, – не сходится у меня. Кита я меньше твоего знаю, но в то, что он лесное посольство прогнал и о том забыл, мне не верится. Разболтал бы воевода, на свадьбе той же. Всю ноченьку ведь пили и нечисть вспоминали, неужто он бы про вировников не рассказал и про этих, рогатых…
– Букаваки это, – подсказал напарник. – Но старика ты раскусил. Китыч честный до дури и тем, что самим Князем ставлен, гордится. Он бы послов хоть из болота, хоть от царя мышиного с почестями бы принял, не стал бы в лесу тайком говорить. И, ты опять прав, здесь каждая собака про такой разговор знала бы.
– А раз так, – твердо сказал богатырь, – напутали вировники, не Кит это был… Вот же ж худовщина, кончим мы загадки собирать или нет?! А ведь еще и кто-то местный под ногами путается… Ну тот, что Несмеяне про плакальщиц курганных наплел, когда она в засаду влетела.
– Гадать мы с тобой долго можем, а с Несмеяной мне прямо сейчас объясняться, – Стоян потер свой шрам, и Алеша вспомнил быль Громослава про поганца-королевича. – Рубанет ведь девка сплеча… Даже если потом образумится, дружбе моей с Китом конец, а друзей у меня раз-два и обчелся, помирать ехать – и то не к кому будет.
– Охотники в своей постели редко помирают, – чем мог «утешил» Алеша, – Кита на заставе сейчас нет; считай, нам повезло. Ты давай к Несмеяне, только… мы ей обо всем докладывать не обязаны. Покрути, как ты все это время делал, время потяни. А я – в Светлые Ручьи махну, расспрошу Кита осторожно, может, что и пойму.
– Тогда быстрей давай. Со мной, как я выезжал, Чилига… купец новеградский увязался, помогать ему, вишь, приспичило. К вировникам я его, само собой, не взял, так он за Китычем наладился. Дескать, Несмеяна с заставой не управится, тут опыт нужен и мужская рука.
– Ты только ей не говори, – усмехнулся богатырь. – Она Чилигу за это съест и Китом закусит. Ладно, поехал я, авось разберусь, что к чему, а нет, хоть соломки старику подстелю.
«Там Алена и сласти, – забеспокоился Буланко. – А ты кисет на заставе оставил».
– Я много чего оставил, – признал Алеша, – ну да были бы сласти, а в чем везти, найдется.
* * *
Крепко выпивший Кит отыскался в Гордеевой харчевне. Воевода еще соображал, но рубаху уже развязал, еще немного, и потянет его если не морды бить, то слезы лить. Китежанину, впрочем, Кит обрадовался.
– Садись, – велел он, – выпьем… За тебя!
– Почему за меня? – слегка удивился Охотник, присаживаясь напротив воеводы.
– Потому как молодой, впереди всё… А вот я шестой десяток разменял – и ни кола ни двора. Вроде и жил, и не замарал себя ничем, а помру, не вспомнит никто. Кружку бери.
Кружку богатырь взял, но плеснул в нее кваса, хотя выпить и хотелось.
– Вина не буду, – твердо сказал он, – пока с делом не закончу. Я думал, ты с Чилигой на заставу уехал.
– Ты про Бурбело, что ли? Да я его сто лет не видел и не хочу! Нет, застольничать с ним – одно удовольствие, и человек он душевный, и о деле радеет, но не сокол, как ты! Чуть что – шасть в кусты, хорошо хоть сам про себя все понимает… За тебя!
– Спасибо!
Времени попусту Алеша решил не тратить и сразу брать быка за рога, благо бык был бесхитростный и «честный до одури»:
– Воевода, а ты вировников видал?
– Виро… кого?
– Диволюдов болотных. Уши у них перепончатые, кажется, что в щеки вросли. Ступни как гусиные лапы, а на головах и плечах будто черные жесткие водоросли растут.
– У, пакость какая… – Кит затряс головой. – Теперь приснится, чего доброго. А зачем оно тебе?
– Сейчас скажу. Эти вировники ездят на диковинных зверях. Вроде коней, но шестиногих, нескладных и с рогами побольше лосиных.
– Фу! – от души сплюнул воевода. – И где же такие страсти водятся?
– Так под боком же, в Рудных топях, что в Тригорской пуще, а Тригорская пуща с вашим заречным Бакаутовым лесом смыкается. Неужели ни разу не видел? Точно не приходили они к вам?
– Надо бы точней, да некуда! А что ты всё выспрашиваешь и пить отказываешься? Никак съели эти страхолюды кого?
– Людей они не едят, вот убить могут, так что лучше с ними не ссориться.
– Так вам же, китежанам, положено нечисть всякую изводить!
– Только злонравов и тех, кто Тьме служит, а вировники – диволюды и сами по себе. Сидят в своих топях: их не трогаешь, и они не тронут. Ты, надо думать, и про Югу, повелительницу их, не слыхал?
Тит нахмурился, прищурился, вспоминая:
– Что-то слышал такое. Говорили, мол, в Тригорской пуще ведьма живет, всем заправляет… но про то, что она еще и с какими-то вировниками дружбу водит, – про то мне не докладывали.
– Понятно. В общем, Тит Титыч, обиделась Юга, что ее лес рубят.