В любом случае я оставил для тебя кое-что за старой ведьмой. Три-семь-три. Сохрани это. И уничтожь эту записку, хотя, разумеется, ты и так уже об этом подумал, потому что ты умный.
Джесс буквально слышал голос Томаса, и каким-то образом в самом тоне, в котором было написано это послание, оказалось что-то, что заставило Джесса впервые прослезиться. От злости на Томаса за то, что тот оказался так глуп, чтобы записывать чертежи и схемы в личном журнале, где их могла прочесть Библиотека. От боли, что ничего не вернуть.
Джесс прочел записку еще дважды, затем методично разорвал на маленькие клочки, сунул клочки в медную чашку на письменном столе и поджег спичкой. Когда записка обратилась в пепел, он смыл пепел в унитаз.
Затем Джесс вышел в коридор. Там никого не было, однако он слышал голоса, доносившиеся с противоположной стороны: кажется, это разговаривали Халила с Дарио. Джесс поспешил по лестнице и тихонько поднялся на пыльный второй этаж, где все двери были закрыты и заперты на замки.
Подошел к висящим в ряд пыльным картинам.
Джесс зажег тусклый свет, чтобы его хватило лишь разглядеть старые изображения и портреты в рамах, третий портрет был тем, о котором написал Томас. Она и правда выглядела как старая ведьма, эта давно умершая профессорша. У нее были растрепанные седые волосы, костлявое лицо и тонкие с неприятным изгибом губы. Одна из начальниц, возможно, руководительница Отдела медицины. Джесс снял ее портрет со стены, отставил в сторону и начал считать кирпичи. «Три вдоль, семь поперек, три вдоль». Двигаясь слева направо, его пальцы дошли до последнего кирпича, и Джесс почувствовал, что кирпич едва заметно двигается под его рукой. Чтобы его вытащить, Джессу пришлось воспользоваться ножом, который был у него за поясом, в конце концов его попытки увенчались успехом и кирпич с тихим скрежетом поддался.
В углублении за кирпичом оказался туго свернутый свиток. Пергамент, как ему показалось на ощупь. Джесс достал его и развернул.
Чертежи. Схемы печатного аппарата. Что ж, Томас в конце концов оказался не таким уж наивным.
Джесс свернул свиток и сунул во внутренний карман своей куртки, а кирпич положил на то же место. Затем вернул на стену портрет.
Он уже спускался по лестнице, когда мимо нее по коридору первого этажа прошел Дарио и, заметив Джесса, с подозрением прищурился.
– Откуда это ты идешь? – поинтересовался Дарио.
– Проверял свою старую комнату, – сказал Джесс. – На всякий случай, вдруг что забыл там.
– И как – забыл?
– Нет, там ничего, кроме пыли. – Джесс похлопал по рукаву, отчего пыль взвилась в воздух перед ним, и Дарио тут же сделал шаг назад, чтобы не испачкаться. – А ты уже собрался?
– Да, готов уходить, – сказал Дарио. – Я буду жить в «Маяке».
– А Халила?
– По счастливому стечению обстоятельств, там же.
Джесс посмотрел Дарио прямо в глаза и сказал:
– Она хорошо на тебя влияет, знаешь ли.
– Я и без тебя это понимаю. – Дарио улыбнулся, но его улыбка показалась Джессу немного печальной. – Может, Вульф был прав. Может, когда-нибудь я научусь быть лучшей версией себя и тогда буду ее достоин. Сочувствую насчет…
Джесс оборвал его, пожав плечами.
– Это ведь все равно назначение. И Вульф прав. Я не могу вернуться домой.
Дарио протянул Джессу руку, и Джесс ее принял. Они быстро и крепко пожали друг другу руки.
– Мы еще с тобой увидимся, – сказал Дарио. – Тебе от меня так просто не избавиться, англичанин. Ты должен еще сыграть со мной раз-другой в Го.
– Вы, похоже, любите проигрывать, профессор.
Они разошлись. Джесс вернулся в свою комнату и закрыл дверь. Ему нужно было найти укромное местечко, чтобы спрятать чертежи Томаса, и, немного поколебавшись, Джесс достал одну из настоящих книг, которые сохранил. Хранить настоящие книги, разумеется, было запрещено, однако тут секрет будет в безопасности, чего нельзя сказать о кодексе Джесса или его личном журнале. Своим ножом он осторожно сделал узкий надрез на толстой коже сбоку переплета и вдавил в него бумаги. Они скользнули в этот импровизированный конверт. Немного клея, и все оказалось спрятано. Ничего не видно. Джесс положил книгу на дно своей сумки. «Мне нужен тайник». Однако не здесь, не в доме Птолемея, куда наверняка скоро прибудут новые кандидаты.
Джесс уже застегивал свою сумку, когда кто-то постучал в дверь. Он открыл и увидел в коридоре всех своих товарищей. Халила молча его обняла, и Джесс на миг задержал дыхание, а потом выдохнул. Никто не стал прощаться.
– Мы отправляемся в одно и то же место, – сказала ему Глен. – Пешком пойдем или карету вызовем?
– Карету, – сказал Джесс. – У меня предчувствие, что у нас будет множество возможностей размяться в ближайшем будущем.
Глен ухмыльнулась и сказала:
– Я буду твоим старшиной, как только завершу первоначальную вводную подготовку. Так что можешь рассчитывать на мою поддержку.
– И правда, мне везет все больше и больше. – Однако, по правде сказать, Джесс действительно почувствовал небольшое, но облегчение. Глен останется рядом с ним и придет на помощь, если понадобится. И он найдет способ видеться с Дарио и Халилой. Как-нибудь им удастся поддерживать общение.
– Как думаете, поминки будут? – спросила Халила. – Я говорю о Томасе.
– Если и будут, нам вряд ли позволят их посетить, – ответила Глен. – Теперь у нас есть обязанности. – Она протянула руку Дарио, а потом Халиле, они обменялись рукопожатиями. – Hyd nes y byddwn yn cyfarfod eto. До следующей встречи.
– O menos que te vea primero, – сказал Дарио. – Если только я не увижу тебя раньше.
Прощание получилось хорошим.
Дарио и Халила вместе сели в карету и отправились в свой новый дом, который носил название «Маяк», это было старинное, все еще действующее здание, от которого веяло красотой и историей. На вершине этого маяка до нынешних дней горел сигнальный фонарь, который указывал путь морякам, возвращающимся в родные воды.
Джесс и Глен забрались в следующую карету. Когда они уселись бок о бок, у Джесса в кармане зазвенел кодекс. Он открыл книгу.
На пустой странице невидимой рукой было написано: «Я скучаю по тебе».
Сообщение исчезло всего секунду спустя, будто Джессу оно просто-напросто привиделось. А потом на месте прежнего сообщения начали появляться новые буквы, написанные почерком, который Джессу был до боли знаком. Это писала Морган, и Джесс видел. Только вот как? Как такое возможно? И что хуже: кто еще мог это видеть и прочесть?
«Связь установлена. Ты можешь ответить».
Джесс достал свой стилус и начал писать так быстро, как только мог. Глен с любопытством на него покосилась, однако потом уставилась на пейзаж за окном, погрузившись в свои мысли. Однако все равно Джесс нервничал и писал слишком быстро, чтобы беспокоиться о разборчивости и красоте своего почерка.