Охотники за ментами - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Казанцев cтр.№ 20

Тарасов быстро оглянулся по сторонам и сгреб Толика за ворот.

– Ну ты, жертва аборта! – прорычал он. – Кончай мне тут комедию ломать! На кого это я должен оглядываться? С какой стати? Какое мне дело до Староверова и его сына?

– Ну как же какое, – отводя глаза, забормотал Толик. – Я же говорю, сын у него отбросил копыта. Буквально день-два назад. Передоз. Он у Живчика порошок брал.

– Так! – Тарасов как будто успокоился и, отпустив Толика, стал отряхивать руки. – Ну, передоз. Ну, Живчик. Они тут каждый день дохнут. Я что теперь? Если своей головы на плечах нету, чужую не переставишь. В чем вопрос-то, я не пойму?

– Так Петька, он после смерти сына как будто с цепи сорвался. Грозился Живчика собакам скормить, ну… Ну, и в твой адрес, Рудольфыч, тоже…

– Чего ты несешь, убогий! При чем тут Петька, Живчик и при чем тут я? Я-то какое отношение к этому дерьму имею? Совсем крыша поехала?

– Так это не я, это он, – стал оправдываться Толик. – Он так сказал. Ну, сам я не слышал, но ребята точно рассказывали. А Живчик, не в обиду будет сказано, без тебя куда же?.. Ты же его крышевал, про это все знают… А у Петьки и обрез есть, имей в виду, Рудольфыч! Может, дашь двадцатку, а? Не поверишь, так горит внутри, мочи нету!..

Тарасов с подозрением всмотрелся в помятое лицо Толика. В глазах у того застыло жалкое собачье выражение. Он угодливо улыбался и тяжело дышал.

– Не зря тебе такое погоняло дали – Кузнечик, – сурово сказал Тарасов и полез в карман. – Трещишь, трещишь… Без понятия и смысла. На уж, пользуйся моей добротой! И заруби себе на носу – Тарасов никого не крышует! Ни-ко-го! И вообще язык побольше за зубами держи, понял?

– Так я только тебе, – забормотал Толик, с восторгом принимая помятые десятки. – С глазу на глаз. А доброта, она зачтется, Рудольфыч, попомни слово!.. Бог наверху доброту отмечает обязательно…

– Ладно уж, иди, помело! – усмехнулся Тарасов. – Можно подумать, ты о Боге помнишь. Только зеленому змию и поклоняешься. Душу ему продал.

– Неправда, – обиделся Толик. – Это человеческая слабость. А душа, она всегда со мной.

Тарасов махнул рукой и быстро пошел прочь. Толик сжал в потном кулаке деньги и тоже поспешил – в противоположном направлении. Через два квартала на первом этаже торговали паленой водкой, стаканчик – десятка. Хозяйка квартиры тоже платила ежемесячную ренту Тарасову, как и Живчик, толкавший в подворотнях наркоту. Об этом все знали, но сильных эмоций это знание у жителей района не вызывало. Кто-то ведь должен был окучивать подпольный бизнес, не Тарасов, так кто-то другой.

Однако со Староверовым вышел прокол. Молодняк погибал от передоза и прежде. Район бесперспективный, подростки предоставлены сами себе, отцы пьют, матери целый день на работе, что тут скажешь… В нормальных семьях дети не колются. А этот сам выбрал себе судьбу. То, что он, Тарасов, взял дело в свои руки, ввел в определенные рамки, на это никак не влияет. Наоборот, все-таки какой-никакой контроль. Наркотики-то не он придумал. А это такая вещь – в одном месте заткнешь, а барыги через десять других дыр лезут. Лучше уж так, как бы под присмотром…

Однако проклятый Кузнечик сумел поселить в душу Тарасова беспокойство. Не то чтобы он всерьез стал опасаться за свою жизнь, но неприятный холодок в груди появился. Тарасов знал Петра Староверова – это был вечно мрачный мужик с темным, как у шахтера, лицом. Кажется, он и впрямь был когда-то шахтером. Потом переехал сюда и работал некоторое время на заводе. Потом завод обанкротился, а Староверов занялся черт знает чем – ловил рыбу, чинил лодки, лодочные моторы, торговал на рынке и крепко пил. Выпив, гонял семью, бил смертным боем жену и двоих сыновей. А теперь, видишь, Тарасов ему виноват!

Оставлять это безобразие без последствий Тарасов не собирался. Ему не хотелось снова выслушивать от благожелателей сообщения о том, что какой-то алкаш готовит на него обрез. Он начал перебирать в голове разные варианты предлогов, под которыми можно было Староверова посадить. Возможностей было много – начиная от незаконного хранения того же обреза и кончая домашним насилием. Не говоря уже о незаконных промыслах и прочих мелочах. Тарасов решил заняться этим делом завтра же. С раннего утра он нагрянет к Староверову домой. Возьмет с собой напарника для верности, понятых подберет – и тогда они посмотрят, чем живет этот граф Монте-Кристо! Виноватого он нашел! Закатают его так, что навсегда отучится виноватых искать!

Тарасов и не предполагал, что первым ход сделает все-таки не он, а Староверов. Сделает, не дожидаясь утра. Все произошло так внезапно и быстро, что Тарасов даже не успел испугаться.

Он шел узким проходом между домами. Справа и слева – глухие стены. Только впереди в трех-четырех метрах просматривался вход в подвальное помещение – крытый драной жестью козырек, деревянная крашеная дверь – когда-то здесь помещался склад овощного магазина. Магазин давно пустовал. Очередной хозяин не торопился пускать его в дело, довольствовался правами на недвижимость. Возможно, потому что место тут было не самое бойкое. Здешние жители предпочитали не покупать, а брать на халяву. Тарасов был невысокого мнения о своих соседях. Сменить район было его главной мечтой, а в эти жаркие, изматывающие дни делалось просто-таки навязчивой идеей.

Вдруг впереди в ореоле сумеречного вечернего света нарисовалась некая мрачная фигура и стала быстро надвигаться на Тарасова. Он невольно остановился и стал всматриваться в эту неясную тень. Предупреждение Толика, которое до сих пор казалось ему просто болтовней, лаем бессильной Моськи, почему-то сейчас вспомнилось очень ярко. Тарасов автоматически поудобнее пристроил на ремне кобуру и даже расстегнул ее. Теперь он уже ясно видел, что на него идет Петр Староверов.

Староверов молчал и пер вперед, как танк. Внезапно в руках его появился обрез охотничьего ружья. Староверов вскинул его и выстрелил.

Тарасов инстинктивно пригнулся еще до выстрела, и ноги сами понесли его ко входу в подвал. С неприятным свистом над ним пролетела пригоршня дроби, зацокала о каменную стену. Тарасов успел на бегу обернуться и увидел, что с тыла надвигается еще одна фигура. Его зажали в тиски.

Он с разгону врезался плечом в хлипкую деревянную дверцу, снес ее, провалился внутрь и скатился по кирпичным ступеням вниз, в подвал. В нос ему шибанул застарелый запах сгнившей капусты. Тарасов вскочил, осмотрелся и, найдя угол потемнее, кинулся туда. Не спуская глаз с дверного проема, куда лился с улицы серый вечерний свет, Тарасов обтер о штаны перепачканные липкой грязью руки, достал из кобуры пистолет и передернул затвор. «Ну, суки, держитесь теперь! – дрожа от возбуждения, думал он. – Я вас научу Родину любить, подонки!» Он отчетливо понимал, что стрельба по живым мишеням в любом случае принесет ему кучу неприятностей. Еще неизвестно, сколько придется написать бумажек в свое оправдание, сколько пройти комиссий, проверок на дееспособность и прочей муры – с оружием теперь носятся как с писаной торбой, – но все равно стрелять придется. Игра пошла всерьез. Когда по тебе лупят из обреза без предупреждения – это предельно серьезно. Один неверный шаг, и по тебе будут скорбеть близкие и не очень люди. Сослуживцы будут говорить, что ушел в расцвете лет, а ведь многое еще мог сделать, начальство скажет, что такого работника будет очень не хватать. Про детей вообще говорить не стоит. Эти-то будут горевать по-настоящему. А ты будешь лежать весь в цветах по уши и даже рюмашку за собственный упокой махнуть не сможешь. «Нет, это не по мне, – решил Тарасов. – Сейчас я его завалю, и земля ему пухом. Лучше живым писать объяснительные, чем мертвым выслушивать лабуду про то, какой ты был хороший…»