Путеводитель потерянных. Документальный роман - читать онлайн книгу. Автор: Елена Григорьевна Макарова cтр.№ 99

Куриная печенка

Но и там оставлять меня было нельзя. Дядя и тетя отдали меня одной женщине. Ой, выключи магнитофон! Ее звали Эсти Шмидт. Она жила на Прагерплац, 15. Ей было лет сорок, может, чуть больше. Разведенка, жуткая тетка. Она жила в солидном доме, с портье. Она заставляла меня есть куриную печень с желчью. Кошмарная гадость! Она была садисткой, о да! Еще она заставляла меня с ней мыться. Ничего сексуального, нет, просто я должен был сидеть с ней в ванной. Ох и уродина же она была! Она возлежала на диване, а я по ее велению ползал вокруг, собирал крошки с ковра и расчесывал ворс металлическим гребнем. Потом меня от нее забрали. Я очень обрадовался, когда узнал, что она погибла во время бомбежки в 1944 году.

Ангел непорочный

Меня перевели на Ксантерштрассе, 19, у собора Св. Людвига. К Курту Кольбену, еврею-католику. Вторая — то есть второй — Эсти Шмидт. В доме жили его сестра, жена и дочь Рената, лет тринадцати. Как-то я пошел в костел на исповедь, а когда вернулся, Рената меня спросила: «Ну, как ты теперь себя чувствуешь?» Я сказал: «Как ангел непорочный». И тут Кольбен ударил меня с размаху мухобойкой. Дьявольская натура. Они заставляли меня работать и не давали есть. Все посылки от тети Фриды они забирали себе, а мне давали тонюсенький кусочек хлеба с маргарином. И это все. Я был страшно нервным, мочился в постель. Сейчас это успешно лечат. Мне же тогда устроили электрошок, вещь ужасно болезненную. Еще Кольбены узнали у какого-то врача, по-видимому, тоже садиста, что если положить деревянные колоды под задние ножки кровати, чтобы я лежал с запрокинутой головой, то я не буду мочиться в кровать. Мне тогда было лет шесть или семь. На ночь они привязывали к моей спине скребок. Стоило повернуться, как он в меня вонзался. Казалось бы, достаточно. Но нет, они еще кое-что придумали: перед тем, как выдать мне тоненький кусочек хлеба, они посыпали его солью якобы для удержания жидкости в организме. Но я был смышленым и соль сдувал. Скоро они это заметили и стали втискивать соль в хлеб. Нет, этих людей я не любил.

Питер Харрингер и Рената Кольбен, Берлин, 1942. Архив Е. Макаровой.

И вот однажды я проснулся — дома было непривычно тихо. И не знаю почему, я вдруг понял: они не вернутся. Их больше нет. Не знаю, как случилось, что я остался один. Тут я начал вытворять всякие безобразия. Пошел на кухню, там у них была потрясающая посуда — и принялся ее колошматить. Потом вошел в комнату, где были книги. Мне не разрешали читать, а читать я очень любил. Потом стал прыгать на диване, на том, к которому не разрешали прикасаться. Произведя ряд разрушений, я отправился на Оливерплац к сестре Каритас. Она дала мне яичницу — это было блаженство! Я не мог поверить своему счастью! Она куда-то позвонила, чтобы кто-то меня забрал, с этим человеком мы куда-то шли, ехали в автобусе, кто-то другой меня перехватил, мы снова ехали трамваем, автобусом, метро — по всему Берлину. В конце концов я оказался в еврейской семье Якобсонов.

Игрушечный поезд

Мюнцештрассе, 10, рядом с Александерплац. Якобсона звали Салли, а его жену Ильза. Этот дом и поныне там. Они были милыми и очень бедными, хранили капусту под кроватью. Якобсону было лет пятьдесят, он служил офицером в Первую мировую войну. В Терезине он повесился. В конце войны мы, дети, выкидывали коробки с пеплом в реку. За дополнительный паек. Когда я расчищал крематорий, мне в руки попала коробка с прахом Якобсона. Ильзу я несколько раз видел в Терезине. Потом она уехала в Англию, и с концами.

В январе 1943 года я пришел домой из еврейского попечительского отдела. Я ходил туда вместо школы. На двери была печать, как при аресте. Дверь была открыта. Тетя Ильза стояла в одной комбинации, а вокруг ходили какие-то люди. Там были и еврейские помощники, пособники эсэсовцев. Я спросил, можно ли мне взять с собой игрушечный поезд, подарок тети Фриды и дяди Фрица. Они разрешили. Разрешили надеть на себя все, что хотим. Мы надели по три пары нижнего белья, четыре рубашки и два костюма.

Адъютант Эйхмана

Нас привели на Ораниенштрассе. Знаете, кто такой Брюнер? Адъютант его величества Эйхмана. Он лично меня допрашивал. Я навсегда запомнил время — три утра. Когда ты маленький, ты помнишь, что такое три утра. На столе Брюнера лежал пистолет. Когда я второй раз вошел в его кабинет, вместо пистолета на столе лежало яблоко.

Брюнер спросил Якобсона, в каком чине тот воевал. Якобсон ответил. Он воскликнул: «О, мы коллеги!» Он спросил, у кого я жил до Якобсонов. Я ответил: «У Кольбенов». «Кольбены? Знаю, мы их поймали при попытке к бегству. Пытались смыться в Австрию и прихватили с собой персидские ковры. Мы поставили их к стенке и расстреляли». Я сказал: «Отлично!» Когда тебе причиняют столько зла, ты добра не желаешь. Для ребенка все очень просто. Нас поместили в подвал с еще одной семьей, каждому выдали по тонкому ломтику хлеба — сквозь него можно было читать! — с чем-то вроде повидла.

Из Берлина в Литомержице

Через два дня или две недели мы пошли на станцию и оттуда поездом доехали до Литомержице. Оттуда километров пять до Терезина. По дороге нас дразнили мальчишки. Я уверен, что им было завидно. Взрослые волнуются, когда не знают, куда их ведут. А дети любят путешествия.

Терезин

В конце января мы оказались в Терезине. Было холодно, жутко холодно. В шлойске страшно воняло — тьма народу, почти одни старики, и все кричат… Мы ели хлеб, откусывая передними зубами, по чуть-чуть. Потом слюнявили пальцы и подбирали крошки. Думаю, я был единственным ребенком в транспорте. Всего нас было человек сто. Меня потрясло количество мертвецов. Их провозили мимо, одного за другим.

Учеба

По-моему, одного нашего учителя звали доктор Бореш, а другого Орнштейн. Мы что-то писали по заданию, а они исправляли ошибки. Не очень интересно. Мы учили еврейские буквы. Помню госпожу Левин, немецкую еврейку. Она обучала ивриту. Помню одну букву вроде нашей «эйч». Один раз мы пошли в душ, и с нами была госпожа Левин. Полуголая, большая. Она учила нас ивритским песням. Помню, надо было цепляться мизинцами и петь, не знаю, что это значит.

Эрна Поппер

Мне она очень нравилась. Она заведовала детским домом. После войны мы возобновили контакт, но это уже была другая Эрна, холодная и вечно усталая. Расскажу вам историю, которую Эрна не знает. Когда дети ложились, она вешала одеяло, чтобы от нас загородиться, раздевалась догола и мылась. Мы обнаружили в одеяле дырки и подглядывали за ней. Ох, она была красивая!

Голод

Ты встаешь голодным и ложишься голодным. Мы ели все, что только можно: траву, мороженую морковь, которую находили в земле. Недавно соседка тети Фриды прислала мне извещения о посылках, которые приходили в Терезин на мое имя. На некоторых за меня расписывался Якобсон, на некоторых стоит «Петр». В извещении сказано: «Я счастлив и здоров, посылка дошла в полной сохранности». Судя по извещениям, тетя Фрида послала на мое имя около сотни посылок. Я получил 33. И все равно голодал. Наверное, они были маленькими.