Птичий город за облаками - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Дорр cтр.№ 55

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Птичий город за облаками | Автор книги - Энтони Дорр

Cтраница 55
читать онлайн книги бесплатно

– Мария, – говорит она, – слушай. – И начинает с начала.

Безмозглый пьяный Аитон слышит в пьесе про волшебный город и решает, что это правда. Он отправляются в Фессалию, страну волшебства, и нечаянно превращается в осла. Сейчас Анна быстрее разбирает написанное, и когда читает вслух, происходит удивительное: покуда мерный поток слов вливается в Мариины уши, та как будто меньше страдает. Ее мышцы расслабляются, голова ложится Анне на плечо. Аитона-осла похищают разбойники, мельников сын заставляет его вращать жернов, на усталых, потресканных копытах он доходит туда, где кончается природа. Мария не стонет от боли, не говорит, что невидимые рудокопы скребутся под полом. Она сидит рядом с Анной, моргает в свете свечи, на лице изумление.

– Ты думаешь, это правда, Анна? Такая большая рыба, что может заглотить корабль целиком?

Мышь пробегает по каменным плитам, встает на задние лапки и поводит носиком, будто ждет ответа. Анна вспоминает, как последний раз сидела с Лицинием. Μύθος, написал он, миф, разговор, рассказ или повесть, предание из темных дней до Христа.

– Некоторые истории, – говорит она, – могут быть разом правдивыми и лживыми.

Дальше по коридору вдова Феодора перебирает в лунном свете потертые четки. Через каморку от них наполовину беззубая кухарка Хриса пьет вино из кувшина, упирает потресканные руки в колени и грезит о летнем дне за стенами, о том, как гуляет под цветущими вишнями, а в небе кружат вороны. Недалеко отсюда, в трюме стоящей на якоре галеры, мальчик Гимерий, завербованный в наспех созданный оборонительный флот, сидит вместе с тридцатью другими гребцами, уронив голову на огромное весло. Спина у него раскалывается, ладони стерты в кровь. Ему осталось жить восемь дней. В цистерне под церковью Святой Софии на черном зеркале воды плавают три лодочки, нагруженные весенними розами, а священник в гулкой темноте читает псалом.

Омир

Когда он впервые оказывается к северу от городской стены и видит Золотой Рог – серебристую воду чуть ли не в пол-лиги шириной, медленно катящуюся в море, – ему кажется, что это самое удивительное место в мире. Сверху кружат чайки, в зарослях тростника расхаживают огромные, как боги, птицы, две султанские барки скользят мимо, словно по волшебству. Дед говорил, океан заключает в себе все, что когда-либо кому-либо грезилось, но до сих пор Омир не понимал его слов.

На османских пристанях по западному берегу Золотого Рога кипит работа. Воловья упряжка спускается к докам, и Омир видит лебедки и краны, грузчики таскают бочки и боеприпасы в запряженные волами телеги. Уж точно он никогда не увидит ничего столь же поразительного.

Однако проходят дни, проходят недели, и первое изумление притупляется. Их с Древом и Луносветом приставили к упряжке из восьми волов – возить гранитные ядра, вытесанные на северном берегу Черного моря, от пристани на Золотом Роге в лагерь, где каменщики шлифуют их и подгоняют под калибр бомбард. Дорога составляет три лиги, по большей части в гору, а голод пушек, которым каждый день нужны новые ядра, неутолим. Упряжка трудится от зари до зари, а большинство животных еще не оправились от долгого пути сюда, и силы у всех на исходе.

Луносвет каждый день принимает на себя все больше нагрузки вместо охромевшего брата. Вечером, когда Омир их распрягает, Древ проходит несколько шагов и ложится. Значительную часть ночи Омир носит ему сено и воду. Шея согнута, подбородок уперт в землю, ребра ходят ходуном – никогда здоровый вол так лежать не будет. Люди поглядывают на него, предвкушая еду.


Дождь, потом туман, потом жаркое солнце с клубами мух. Султанская пехота под обстрелом заваливает участки рва у реки Лик срубленными деревьями, сломанными катапультами, палаточной холстиной, всем, что под руку попадется. Каждые несколько дней командиры доводят воинов до боевого исступления и бросают на штурм следующую волну.

Они гибнут сотнями. Многие рискуют всем, чтобы вынести мертвых. Их убивают, когда они тащат трупы, и число тех, кого надо выносить, растет. Почти каждое утро, когда Омир запрягает волов, в небо поднимается дым от погребальных костров.

Дорога к пристаням Золотого Рога идет через христианское кладбище, превращенное в полевой госпиталь под открытым небом. Раненые и умирающие лежат между старыми надгробьями – македонскими, албанскими, валахскими, сербскими. Некоторые мучаются так, что уже не похожи на людей, будто боль – сметающая все волна, цемент, замазывающий любые человеческие черты. Между ранеными ходят целители с вязанками дымящихся ивовых веток, врачи ведут осликов, нагруженных глиняными сосудами; из сосудов они пригоршнями вынимают опарышей для очистки ран. Раненые кривятся от боли, кричат или теряют сознание. Омир думает про мертвых, которые лежат сразу под умирающими – сгнившее зеленое мясо, стучащие зубы, – и ему худо.

Мимо упряжки снуют запряженные ослами телеги, на лицах возчиков – нетерпение, страх, злость или все это разом. Ненависть, как замечает Омир, заразна – она распространяется по войску, словно моровое поветрие. Четвертая неделя осады, и многие уже воюют не ради Всевышнего, не ради султана и военной добычи, но из ненависти. Убить их всех. Покончить с этим. Иногда ярость вскипает и в самом Омире. Ему хочется одного – чтобы Всевышний обрушил с небес огненный кулак и принялся крушить здания, пока не уничтожит всех греков. Тогда Омир сможет вернуться домой.

Первого мая на небе собираются тучи. Золотой Рог катит медленные черные волны, испещренные кругами от сотен миллионов дождевых капель. Грузчики скатывают по доскам огромные гранитные шары в белых кварцевых прожилках и укладывают их в телегу. Погонщики и упряжка ждут.

Вдали из требушета вылетает камень, несется по дуге над городом и пропадает. Они проехали половину лиги по дороге от пристани к лагерю. Волы тащат телегу по глубоким колеям и тяжело дышат, вывесив язык. И тут Древ спотыкается. Встает, но через несколько шагов спотыкается снова. Вся упряжка останавливается. Мимо спешат другие возы.

Омир пробирается между животными и трогает заднюю ногу Древа. Вол вздрагивает. Из ноздрей двумя струйками течет слизь. Древ снова и снова облизывает нёбо огромным языком, его веки подрагивают. Глаза подернуты дымкой и смотрят отрешенно, как будто последние пять месяцев состарили его на десять лет.

С длинной палкой в руках, в разбитых башмаках, Омир проходит вдоль волов и останавливается перед надсмотрщиком, который сидит на ядрах в телеге и сердито хмурится.

– Животным нужен отдых.

Надсмотрщик глядит полунасмешливо-полубрезгливо и тянется за бичом. У Омира сердце падает в черную бездну. Накатывает воспоминание: как-то, годы назад, дед отвел его высоко в горы посмотреть, как лесорубы валят огромную древнюю пихту. Они под негромкое решительное пение мерно врубались в ствол, словно втыкали иголки в ногу великана, и дед объяснял, как называются их орудия: клинья, захваты, лопатки. Однако сейчас, когда надсмотрщик замахивается бичом, Омир вспоминает только, что, когда дерево с треском рухнуло, лесорубы разразились ликующими возгласами и воздух наполнился смолистым запахом древесины, сам он почувствовал не радость, а печаль. Все лесорубы были счастливы тем, что вместе они так сильны, а Омир, глядя, как ломают подлесок ветви, поколениями знавшие только воронов, снег и сияние звезд, ощущал нечто вроде отчаяния. И уже в те годы он понимал, что это чувство надо скрывать от всех, даже от деда. «Нашел из-за чего горевать!» – сказал бы дед. Есть что-то неправильное в ребенке, который сочувствует другим существам больше, чем людям.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию