Не прощаюсь - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 74

Но именно эта некартинная внешность и произвела на Фандорина впечатление. Полководец, который не считает нужным изображать величие, должен быть очень уверен в себе. Про Гай-Гаевского рассказывали, что при необходимости он лично водил цепи в атаку и был одиннадцать раз ранен. До германской войны карьера у Владимира Зеноновича не складывалась, ему плохо давалась служба в мирное время. Несмотря на диплом Академии генштаба, в четырнадцатом году он был всего лишь подполковником и готовился к отставке по выслуге лет. Но на фронте быстро пошел в гору и закончил войну командиром Гвардейского корпуса. В восемнадцатом этот пузатый, немолодой дядька пробрался из Петрограда на юг и, не дожидаясь высоких должностей, поступил в добровольческий полк рядовым. Теперь, полтора года спустя, он вел главную из белых армий на Москву. Фронтовики командующего обожали, причем больше всего восхищались даже не храбростью (кто сейчас не храбр?), а легендарной выносливостью Гай-Гаевского по части выпивки. Сплетничали, что генерал выдувает в день по три бутылки коньяку и всегда подшофе, но никогда не пьян. Еще говорили, что он вечно всё теряет и роняет, что без адъютантов он как дитя без няньки – эта черта почему-то вызывала у солдат особенное умиление. Однако армия у растяпы-командующего работала как часы.

– А. – Вот и всё, что сказал Гай-Гаевский при виде Эраста Петровича (Романов остался за дверью). – Чаю?

– Б-благодарю, – качнул головой Фандорин, взглянув на остальных участников совещания совсем коротко, потому что знал обоих.

Один – полковник Козловский, начальник контрразведки: худое, жеваное лицо с нервным тиком, длинные тараканьи усы. Второй – Скукин, недавно произведенный в полковники. Он состоял при родственнике в должности офицера для поручений и, по слухам, обладал бо́льшим влиянием, чем все остальные чины штаба, вместе взятые.

Козловский улыбнулся Фандорину с явным облегчением. Скукин сухо кивнул, демонстрируя, какая важная он теперь персона. С конца мая, когда они виделись последний раз, Аркадий Сергеевич в самом деле сильно изменился. Безупречностью выправки, мундира, прически полковник словно компенсировал затрапезный вид дяди.

С внутренней стороны, где, должно быть, находились личные покои командующего, не постучавшись, бесшумно появился еще один офицер в таком же, как у генерала, черном добровольческом мундире, но подтянутый и молодцеватый. Сверкал набриллиантиненный пробор, поблескивали новехонькие аксельбанты. Вошедший капитан без спросу, запросто, вынул из руки Гай-Гаевского стакан, подлил туда из фляги темно-коричневой жидкости, так что сделалось ясно: это совсем не чай. Значит, про коньяк не сплетни, понял Эраст Петрович.

– Макольцев, вас разве вызывали? – неприязненно процедил Скукин. – Что за бесцеремонность! А вы, дядя, остановились бы. Утро еще!

Командующий Добровольческой армии и его адъютант

У Фандорина чуть приподнялась бровь – здешние нравы показались ему удивительными. Однако судя по реакции остальных, сцена была обычная. Козловский лишь нетерпеливо дернул ус, адъютант нисколько не обиделся, а генерал примирительно пробасил:

– Ладно тебе, Аркаша. Я только хотел Павлика кликнуть, а он уже тут. Чутье. Останавливаться же мне нельзя. Я как бензодрезина: без дозаправки не поеду.

И, жирненько посмеявшись, с удовольствием отпил.

– Что вы здесь вертитесь, виночерпий? – все так же сердито обратился Скукин к капитану. – Сделали свое дело, и ступайте.

Но генерал заступился за своего адъютанта:

– Ты Павлом Андреевичем не командуй. Где я, там и он. Кто позавчера под красные пулеметы за мной ходил? Кто подобрал мой любимый портсигар, когда я его обронил? Ты-то, Аркаша, в штабе сидел.

– И вам, дядя, незачем под огонь лезть. Убьют – кто армию на Москву поведет?

Эраст Петрович кашлянул.

– Г-господа, мне сказали, что дело, по которому я вызван, срочное?

Козловский взглянул на него с благодарностью.

– Разрешите продолжать, Владимир Зенонович?…Итак, поезд главкома прибыл в Харьков ровно в шестнадцать ноль-ноль – мы все знаем пунктуальность его высокопревосходительства. До половины шестого в штабном салоне шло совещание. Кроме главкома и вашего превосходительства участвовали личные помощники: главкома – полковник Шредер и ваш. – Кивок в сторону Скукина. – Потом на вокзале состоялась церемония награждения отличившихся офицеров. На середине пришлось ее прервать, поскольку у главкома был расстроен желудок…

– Он и на совещании два раза в нужник бегал, – вставил Гай-Гаевский. – Квашеной капусты переел. Я ему говорю: «Это оттого, что вы, Антон Иванович, трезвенник. Запивали бы водочкой, а еще лучше коньячком, всё было б нипочем».

Почтительно подождав, не скажет ли командующий что-то еще, князь продолжил:

– Далее, по графику, следовало посещение Калединского приюта. Главнокомандующий прибыл на место в девятнадцать сорок, как намечалось. Обратился к детям и воспитательницам с короткой речью, начал раздавать гостинцы. Они лежали на столе, накрытом длинной скатертью. Там же, как выяснилось, была заложена бомба с часовым механизмом. Очень скоро главнокомандующий, извинившись, поспешно вышел – у него снова случился спазм, а буквально минуту спустя грянул взрыв. Погибли… – Козловский заглянул в листок. – Илья Сапожников восьми лет, Борис фон Миних девяти лет, Николай Белецкий девяти лет, Константин Лещенко восьми лет, Петр Милованов одиннадцати лет, Александр Штейн десяти лет, Семен Кольцов девяти лет и Корней Ранц-Засс шести лет – это сын полковника Ранц-Засса, убитого две недели назад под Курском. Только что поступил. Он был моложе положенного возраста, но… – Князь смешался, не договорил.

– Да, это я распорядился, на мне невинная кровь. – Генерал перекрестился и сделал глоток. – Я думал – ну куда такого малыша, ни отца, ни матери? А получается, подписал мальчику смертный приговор. Там еще две женщины убиты?

– Так точно. Начальница приюта Некритова и воспитательница баронесса Ланде, вдова офицера-дроздовца. Она была беременна. Говорят, очень надеялась, что родит сына…

Повисло молчание.

– Что вами сделано со вчерашнего дня? – спросил Эраст Петрович, не обремененный армейской субординацией. Ему было очень жаль погибших, но скорбь всегда побуждала Фандорина к действию.

– Усиленное патрулирование. Экспертиза частиц взрывного устройства. Опрос всего персонала приюта: не было ли посторонних.

Фандорин поморщился:

– Патрули ничего не дадут. Тип взрывного устройства тоже. Посторонних, конечно, не замечено – иначе вы бы обошлись без меня. Скажите, полковник, а упомянутый вами график перемещений главнокомандующего существовал в письменном виде? Кто имел к нему д-доступ?

Козловский обиделся.

– Кем вы меня считаете? Я профессионал, в свое время я консультировал охрану государя императора! Были приняты все положенные меры предосторожности. О планируемых передвижениях главкома знал только я – и еще Владимир Зенонович, которому я накануне доложил.