– Так точно, господа, я штабс-капитан Романов, но я не охранник.
Алексей смотрел на «Доктора», который несомненно был здесь главным.
Плешеватый, лобастый, мешки под глазами, взгляд острый и в то же время очень спокойный (нехорошее сочетание). Воротнички на рубашке несвежие, на куртке не хватает пуговицы (вечный одиночка; не придает значения внешности). Сцепленные на столе руки чуть пошевеливают тонкими пальцами с грязноватыми ногтями (нет, не доктор; высокий накал внутренней энергии, но полный контроль над эмоциями).
Вместо того чтоб спросить: а кто же ты, если не охранник, «Недоктор» лишь прищурился. Ждал, что последует дальше. Серьезный тип, очень серьезный.
– Я рядовой член «Союза», – продолжил Алексей, по-прежнему глядя только на главного, но периферийно следя за руками «Толстовца». – Пять недель в организации. В прошлом я контрразведчик. Служил с генералом Жуковским, с князем Козловским. Моя специальность, помимо прочего, – охрана особо важных персон. Одно время я даже состоял при поезде его величества. И мне, господа, совершенно невыносимо наблюдать за бардаком, который у нас творится! Конспиративные организации, которые так устроены, обречены на провал! То, что всех нас еще не зацапали чекисты, объясняется лишь их непрофессионализмом! Но зацапают, будьте уверены! И я решил доказать вам, как легко это сделать.
Глава “Союза защиты Родины и Свободы” Борис Савинков
Он говорил напористо и очень быстро, всё время повышая голос, чтобы ни на миг не потерять инициативы.
– Как дважды два, путем элементарной слежки, я прошел по всей вашей смехотворной цепочке. От отделенного командира к взводному, потом к ротному, батальонному, полковому, бригадному. Тот преотлично вывел меня на господина Меркурова. – Романов кивнул на своего кратковременного подопечного, слушавшего с отвисшей челюстью. – Да, дивизионного командира у вас опекает личный телохранитель, на нашем жаргоне «тень», но это, извините, несерьезно! Я легко его нейтрализовал, подменил собой – и вот я на заседании центрального штаба…
«Толстовец» наконец показал, что у него в рукаве – узкий стилетообразный нож.
– Что с Рычковым?! Убью! – крикнул он, отведя руку с клинком вниз и назад. Нож метательный.
– …И если б на моем месте был чекист, он явился бы сюда не один! – закончил Романов, готовясь, если понадобится, увернуться.
«Недоктор» негромко цокнул языком.
– Тубо́, Василий Васильич. В ваш огород камешки.
Явление штабс-капитана Романова народу демонстрирует справедливость его критики.
Лысый засопел, спрятал ножик обратно, руки сжал в кулаки.
Теперь Алексей позволил себе немного расслабиться и окинул взглядом остальных.
Итак, не считая Меркурова, их было трое.
Двое – типичные штаб-офицеры или даже генералы.
Щекастый, стриженный бобриком, с моржовыми усами («Морж») и долговязый, рыжеватый («Таракан»). Лица у обоих сильные – сразу видно, что эти сделали карьеру не в штабных кабинетах, а под пулями. Третий на кадрового военного не похож. Щеголь в отлично выглаженной визитке, безупречные манжеты с перламутровыми запонками, физиономия горбоносая, живая, с насмешливым ртом, в руках вертит изящный серебряный портсигар. Его Алексей окрестил «Франтом».
Беглый осмотр не мешал говорить.
– Цел ваш Рычков, – бросил он «Толстовцу» Василию Васильевичу. – Полежит часок-другой, будет как новенький. Это ведь вы – «Охранный сектор»? Слабенько работаете. Не чувствую школы. Вы раньше кем были? Городовым на перекрестке?
И, не давая времени ответить, – «Недоктору»:
– Я почему решился сюда вот так вломиться? Надо срочно перестроить систему безопасности. Иначе до первого июня можем и не дожить.
– Откуда он знает про первое июня, Виктор Борисович? – быстро сказал Василий Васильевич. – Рядовым членам знать не положено! Этого даже батальонные не знают!
– Меня посылали с депешей в Казань. Я не идиот, догадался, что значат слова «первое июня».
«Толстовец» нехорошо улыбнулся.
– Неувязочка. Депеша была зашифрована.
– Для контрразведчика ваш устаревший Чейз – пустяки, – презрительно бросил Романов. – Думаю, эту систему даже в ЧК знают.
– Интере-есно, – протянул Виктор Борисович.
Он всверливался в Алексея своими припухшими глазами. Такая повадка встречается у матерых уголовников, которые смотрят на мир, как на место для охоты, а на людей, как на стадо баранов – всё время выбирают, какого ухватить зубами.
– Вы правильно сделали, штабс-капитан. Оружие есть?
От неожиданного вопроса Алексей вздрогнул.
– «Наган».
– Сдайте Василию Васильевичу.
– Почему?
– Потому что я приказываю. – Острый взгляд блеснул сталью, но голос остался мягким. – Вы ведь понимаете как контрразведчик, что мы должны вас проверить. Посидите какое-то время в карантине. Если всё, что вы про себя рассказали, правда – будете помогать Василию Васильевичу. Ну, а если вы не тот, кем представились, наши отношения примут… иной оборот. – Чуть усмехнулся. – Василий Васильевич, пожалуйста, отведите штабс-капитана, а мы, господа, возвращаемся к работе. У нас сегодня большая повестка.
Конвоир вывел Романова через заднюю дверь в темный коридорчик и сноровисто обшарил. Вынул из кармана револьвер, нащупал нож, прикрепленный ремешком к лодыжке. С любопытством оглядел, щелкнул кнопочкой, скривился на выскочившее лезвие:
– Баловство.
Забрал и наручные часы. Попросил:
– Головку наклоните. – И завязал платком глаза.
– Это зачем?
– Для интриги. Осторожней, тут ступеньки.
Вел под руку – долго. Романов насчитал семь поворотов и три лестницы, по которым то спускался, то поднимался, то снова спускался. В особняке таким просторам взяться было неоткуда – сопровождающий нарочно путал, водил несколько раз через одни и те же места.
Опять спуск. Воздух стал холоднее, пахнуло плесенью. Подвал.
Железный скрип. Толчок в спину.
– Вот мы и дома. Платочек можно снять. Я пока иллюминацию организую.
Небольшая глухая комната с низким потолком. Складная койка, накрытая солдатской шинелью. В углу, под крышкой, ведро.
Василий Васильевич поставил на табурет керосиновую лампу.
– Ну вот, стало уютненько. Потом принесут покушать, и будет совсем славно. Располагайтесь, господин критик. Отдыхайте.
Он вышел, лязгнул дверью, в которой сразу же распахнулось окошко, зарешеченное.
– У вас тут настоящая тюремная камера, – сказал Романов.