Чёрный город - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 75

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Чёрный город | Автор книги - Борис Акунин

Cтраница 75
читать онлайн книги бесплатно

Наказывая себя, Эраст Петрович сделал под иероглифом «Иней» неприятную запись самобичевательного содержания.


Чёрный город

«У моего народа есть две идиомы, которые я ненавижу, потому что они отражают самые скверные черты русского национального характера. В них причина всех наших бед, и пока мы как нация не избавимся от этих присказок, мы не сможем существовать достойно.

Первая отвратительная фраза, столь часто у нас употребляемая и не имеющая точного аналога ни в одном из известных мне языков: «Сойдет и так». Ее употребляет крестьянин, когда подпирает покосившийся забор палкой; ее говорит женщина, делая дома уборку; ее произносит генерал, готовя армию к войне; ею руководствуется депутат, торопящийся принять непродуманный закон. Поэтому всё у нас тяп-ляп, на авось и «на живую нитку», как будто мы обитаем в своей стране временно и не обязаны думать о тех, кто будет после нас.

Вторая поговорка, от которой меня с души воротит, тоже плохо поддается переводу. «Полюбите меня черненьким, а беленьким меня кто угодно полюбит», любит повторять русский человек, находя в этой максиме оправдание и расхлябанности, и этической нечистоплотности, и хамству, и воровству. У нас считается, что прикидываться приличным человеком хуже и стыднее, чем откровенно демонстрировать свое природное скотство. Русский хороший человек непременно «режет правду-матку», легко переходит на «ты», приятного собеседника с хрустом заключает в объятья и троекратно лобызает, а неприятному «чистит морду». Русский плохой человек говорит: «Все одним миром мазаны», «Всем кушать надо», «Все по земле ходим» или шипит: «Чистеньким хочешь быть?» А ведь вся цивилизация, собственно, в том и заключается, что человечество хочет быть «чистеньким», постепенно обучается подавлять в себе «черненькое» и демонстрировать миру «беленькое». Поменьше бы нам достоевско-розановского, побольше бы чеховского».

Где еще такое напишешь? Только в собственном Никки, где, слава богу, никто не прочтет. Не то прослывешь русофобом, и все истинно русские люди оскорбятся, отвернутся, да еще скажут, что такую гадость мог написать лишь человек с нерусской фамилией «Фандорин».


После «Инея», благотворно приморозившего эмоции, легко написался и «Клинок».

«Всеобщая забастовка в Баку может вызвать кризис общегосударственного масштаба с трудно предсказуемыми последствиями. Пока нефтяные продукты просто дорожают, потому что поставки сокращаются, однако не пресекаются полностью. Трубопровод качает керосин, в Астрахань идут танкеры, в Грузию – железнодорожные цистерны. Однако если остановится транспорт, страна останется без топлива, мазута и машинного масла, с одним только керосином. Нужно немедленно принять самые решительные меры. Необходимо, чтобы очень большой столичный начальник, не менее чем директор Департамента полиции, лично прибыл в Баку и вправил мозги нефтепромышленникам, которые от алчности совсем сошли с ума. Уже нет ни Шубина, ни Дятла, а газеты пишут, что забастовка всё ширится. Сент-Эстеф должен пригрозить всякому предпринимателю, уклоняющемуся от переговоров с забастовщиками, отнятием лицензии. Но самое главное – меры предосторожности на транспорте. С керосинопроводом, по счастью, ничего сделать нельзя – он казенный и охраняется целым жандармским батальоном. Однако надобно на все крупные нефтеналивные суда направить запасные команды из военных моряков; нужно срочно перекинуть в Баку железнодорожные батальоны, чтобы было кем заменить паровозные бригады в случае стачки».

Вот она, готовая программа действий. Эраст Петрович отложил дневник, вполне собою довольный. Дело оставалось за очень большим столичным начальником. Эмма, черт бы тебя побрал, где ты?

* * *

Отправились за полдень. Ехали вроде бы втроем, а в то же время не вместе. Леон Арт постоянно вырывался вперед, горяча лошадь, а Гасым, наоборот, все время отставал. Он покачивался в седле, перекинув одну ногу через луку, и без остановки что-то жевал. Эта медлительность сводила пылкого армянина с ума. Не решаясь напрямую предъявлять претензии грозному гочи, режиссер взывал к Эрасту Петровичу. Наконец Фандорину это надоело.

– Что ты еле плетешься? – спросил он наконец у Гасыма. – Этак мы до завтра не доберемся.

– Рано приедем – плохо, – флегматично ответил тот. – Ночью надо. Когда темно.

– Нет, приехать нужно засветло, чтобы оглядеть местность. Хватить г-грызть орехи. Прибавь ходу.

Грызть орехи гочи не перестал, но в седле выпрямился и коня пришпорил.

Девять часов двигались они без остановки, если не считать пересадок с лошади на лошадь, и на исходе длинного летнего дня наконец оказались на месте.

Развалины средневекового замка венчали один из серых холмов. Вокруг торчали такие же невысокие возвышенности. Круглые, обрамленные пыльным кустарником, с голыми верхушками, они напоминали плешивые макушки с венчиком седоватых волос.

Высунувшись из-за валуна, Эраст Петрович долго разглядывал руины в бинокль. Не меньше минуты смотрел на часового в косматой шапке, торчавшего на башне. Потом пробормотал: «Б-балаган!» и, перестав прятаться, вышел на открытое место.

– По седлам. Едем!

– Вы что?! – вскричал Леон. – Нужно дождаться темноты! Он нас заметит, поднимет тревогу!

– Не «он» – «оно». На башне не д-дозорный, а чучело. И внутри часовых тоже нет.

– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил Гасым.

Фандорин не ответил, а проворчал:

– Странные какие-то п-похитители… Ладно, сейчас все узнаем.

Он спустился по склону галопом, пронесся по ухабистой дороге к воротам, которые снаружи были подперты толстым суком – увидев его в бинокль, Эраст Петрович понял, никакой охраны в крепости нет.

Спешившись и отворив створки, Эраст Петрович на всякий случай все же достал пистолет. Поднял палец – велел спутникам держаться сзади. Широкий двор, тонущий в густых вечерних сумерках, был пуст, но из-за выступа башни до слуха Фандорина донеслись удивительные звуки. Он решил, что ослышался – но нет, это не завывал ветер. Приятный тенор жалобно выводил:

Нет житья мне без любимой.
С кем пойду теперь к венцу?

Хор, в котором лидировали женские голоса, чувствительно подхватил:

Знать, судил, судил мне Бог с могилой
Обвенчаться молодцу.

Эраст Петрович ускорил шаг.

Возле полуразвалившегося донжона стоял большой шатер, изнутри наполненный неярким, уютным светом. Пение раздавалось оттуда.

Затрепетал и завернулся полог, колеблемый сквозняком. Вокруг длинного стола, уставленного бутылками и разнообразной снедью, сидела вся киносъемочная группа. Стоял только один человек – дирижировал пением. Это был главный ассасин – тот самый, что на приснопамятном банкете облил белый фандоринский смокинг вином.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию