Пушки первых Романовых. Русская артиллерия 1619–1676 гг - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Лобин cтр.№ 59

Испорченные и древние орудия по распоряжению из Москвы постепенно снимаются с городовых стен. В «Описной книге пушек и пищалей» замены на новые пушки в некоторых случаях фиксируются, например: «Да во 147 (1638. —А. Л.) году по отписке воеводы… прислано с Тулы порченово наряду… И те пищали отосланы на Пушечной двор. И по государеву указу вместо того порченого наряду послано на Тулу нового наряду…» ^[530] К концу 1640-х гг. города получили новые чугунные пушки, отлитые на тульских заводах (всего 29 штук калибром в 3, 4, 5, 6, 8,10 фунтов).

Особенно пристальное внимание уделялось новопоставленным крепостям в районах строительства Белгородской черты; в 17 острогов по линии Вольный курган – Инзеровск устремился основной поток медных пушек «нового литья»: 34 – 2 фунт., 64 – 3 фунт., 40 – 4 фунт. Старых, но годных орудий отпущено: 3–5 фунт., 8–6 фунт., 1–8 фунт. Чугунных орудий отправлено 39 штук. Вооружение каждой крепости составляло от 7 до 28 пушек. Новопоставленные остроги от Вольного Кургана до Инзеровска, а также крепости, основанные «на татарских сакмах» (путях следования крымской орды), снабжались новейшими чугунными орудиями (до 6 фунтов калибром) с Тульских заводов. Причем на вооружение городков ставились однотипные пищали по 4–5 штук на каждую крепость ^[531].

В основном мои данные сходятся с данными А. Н. Кирпичникова ^[532]. По «Описной книге» выявляются 4 потока вооружения: 1-й поток – Белгородская черта (218 орудий), 2-й поток – ее тыл (39 штук на линию Орел – Курск – Ливны), 3-й поток – форпосты (19 штук в Чугуев и Нижегольский) и 4-й поток – на старую Засечную черту (25 орудий).

К 1666 г. Белгород вооружился 38 чугунными пищалями, Новый Оскол – 20, Яблонов – 11, Карпов – 11, Короча – 8, Старый Оскол и Нижегольск – по 6, а всего, по подсчетам О. А. Курбатова, города Белгородской черты получили 100 стволов ^[533].

Севск (будущий центр Севского разряда) в 1650 г. получил также крупную партию тульских орудий («пищали железные тульского литья присланы в 158 году»): 37 единиц длиной от 2 аршин 6 вершков до 3 аршин 4 вершков (массой от 27 до 47 пудов) ^[534].

Чугунными орудиями вооружались также и монастыри. Особенно это было актуально в период Разинщины. Так, в Макарьев-Желтовод-ский монастырь по просьбе монастырских властей для защиты от крестьян и казаков в марте 1671 г. из казны велено дать «чугунных пушек две-три длинных, ядром гривенок в шесть или восемь, и мушкетов, и пушечных ядер» ^[535].

Разнообразие в весе, длине и калибрах чугунных орудий на первый взгляд должно говорить об отсутствии каких-либо четких зафиксированных стандартов. В отличие от меднопушечного производства Пушечного двора, стволы из чугуна отливались на разных заводах в Тульском, Каширском и Алексинском уездах, разными мастерами. Но документы говорят о том, что пищали на этих мануфактурах должны отливаться «весом и мерою и ядром против росписей и мастерской сказки», т. е. все же какие-то принятые образцы были. Другое дело, что мы не можем проследить каждый конкретный правительственный заказ, в связи с чем были приняты решения отливать, например, пищали в 4,5 фунта ядром и длиной в 2 аршина 9 вершков и в 5,5 фунта и длиной ствола в 3 аршина ^[536]. Еще одно объяснение – орудия отливались в разные периоды 1640-1670-х гг. к определенным потребностям крепостей. Пищали с «дробным калибром» (4,5; 5,5 фунта), например, могли быть отлиты для вооружения крепостей, где имелись большие запасы ядер такого веса, т. е. партии стволов делались под определенный боеприпас.

Конечно, Пушкарский приказ не мог полностью обеспечить новым оружием все города. Проблему снабжения отчасти решали путем пересылки из одного города (менее опасный район) в другой (более опасный). Так, в 1646 г. из Тулы и Мценска отправлена 21 железная пищаль на Ливны и Валуйки ^[537]. Орудия, из которых было «стрелять престрашно», постепенно снимались с городового вооружения. В 1636 г. из Вязьмы Пушкарский приказ принял 20 пищалей, из Ржева – 4 орудия, из Можайска – 25 медных пищалей и т. д. ^[538]

Впрочем, документы фиксировали и курьезные случаи, которые наглядно показывали, как от степени взаимоотношений зависили в XVII в. снабжение земель Новгородской четверти артиллерией. Этот случай описан историком С. К. Богоявленским, мне же посчастливилось найти еще один документ к описываемому эпизоду.

В 1637 г., чтобы облегчить перегруженный делами Пушкарский приказ, правительство передает Новгородскому приказу в ведение артиллерию около 30 крепостей Новгородских и Псковских земель. Выдача жалованья пушкарскому чину в этих городах была также переложена на этот четвертной приказ. Кроме всех прочих дел, часть своих доходов четверть должна была перечислять в артиллерийское ведомство, которое не могло существовать из собственных средств. В результате между Новгородским и Пушкарским приказами установилась более-менее прочная связь: первый выделял деньги, второй, по мере надобности, снабжал города Новгородской четверти колоколами и пушками. Совместно рассматривались чертежи и сметы на постройку и ремонт башен, стен, раскатов Новгорода, Архангельска и других городов ^[539].

Но в конце 1660-х гг. канцелярская некорректность одного приказа повлекла за собой череду последствий, отрицательно сказавшихся на уровне обороноспособности некоторых северных городов. В 1669 г. Новгородский приказ через Посольский приказ выписал для строения Архангельского гостиного двора «подъемных дел мастера Матиса Янцына» ^[540].

Проблема заключалась в том, что мастера вызвали без согласования с Пушкарским приказом, т. е. не была соблюдена традиция деловой переписки. На требование артиллерийского ведомства вернуть М. Янцына «для великого государя подъемных дел Гранатного двора» Новгородский приказ в декабре 1670 г. ответил, ссылаясь на прежний указ государя: «…тому… мастеру… бысть у Архангелского города… покаместь то каменное дело в совершенстве будет» ^[541]. Это обстоятельство и послужило причиной размолвки между приказами. Хотя, возможно, истинные причины скрывались в личной неприязни начальников приказов – Ю. И. Ромодановского и И. С. Большого-Хитрово. Надо заметить, что в 1670 г. «от пожару» в Архангельске «многие пушки медныя… растопилися».