– Почему ты не отвечала? – вновь спрашивает он, внимательно изучая мое лицо.
– Тебя так задело, что я играла с тобой? От грусти и печали ты начал встречаться с кем-то другим? – вместо ответа ласково спрашиваю я, но мой голос пропитан ядовитым сарказмом.
Адам замирает и смотрит на меня с незнакомым мне ранее разочарованием.
– У меня лишь один вопрос: зачем? – хрипло спрашивает он, по нему видно, он долго задавался им, долго пытался найти ответ.
– От скуки, Адам, – говорю я и легкомысленно пожимаю плечами, – ты был моим лекарством от скуки.
И пусть тебе будет больно, точно так же, как и мне сейчас. Просто знай, каково это, когда любимый человек разочаровывает тебя. Тот, кому ты верил и с кем хотел быть, – всего лишь обманщик, иллюзия, созданная твоей фантазией.
Он смотрит на меня в замешательстве и неверии. Он ошеломлен, но в карих глазах я вижу печаль и сожаление. Мне становится не по себе, я отворачиваюсь, проглатывая горький ком в горле.
– Ты, конечно. – он замолкает, прикусывает губу. – Послушай, Лили, для Эммы очень важно, чтобы у ее отца все было хорошо, прошу тебя, не вытворяй больше глупостей со скуки, – он говорит грубо, жестко, не скрывая презрения.
Мне невыносимо больно. А на смену боли приходит неконтролируемая злоба. Меня злит, что он пытается уберечь Эмму. Меня доводит до неистовства, что в этой игре главный злодей – я. Однако я лучше буду самой мерзкой тварью в его глазах, чем жалкой, слабой, влюбленной дурой. Я помню, как моя мама плакала перед папой, спрашивала его, почему, зачем он уходит. Папа пожимал плечами и отвечал: «Я не знаю, Амели. Я не люблю тебя больше, прости». Словно извинения уместны в таких ситуациях. Будто его «прости» могло избавить ее от разочарования, боли и, самое главное, от невзаимной любви.
– Например, не говорить ей, что я занималась сексом с ее парнем? – едко срывается у меня.
Адам тихо бормочет под нос ругательства.
– Спи спокойно, Адам. У меня нет таких планов, – я задираю подбородок и нахально подмигиваю ему.
Нас прерывают. В дверях скрипит ключ. Из коридора доносятся шаги и смех. Адам отступает от меня и сухо прощается.
– Мне пора.
В коридоре появляется мама и удивленно на нас смотрит:
– Что-то случилось?
Мне становится неловко под ее внимательным взглядом.
– У меня разболелась голова, – отвечаю я тихим голосом и опускаю глаза в пол. Я не люблю ей врать. Быть может, потому что я видела собственными глазами, насколько губительна для нее ложь.
– Я заказал пиццу, – Адам прочищает горло, – она на кухне, поешь обязательно.
– Это очень мило с твоей стороны, – благодарит мама его за заботу.
Он небрежно пожимает плечами.
– Меня попросила Эмма, она все еще в школе, у нее экономика, – быстро поясняет он и тут же повторяет: – Мне пора.
– Постой, я верну тебе деньги за пиццу! – кричит откуда-то Жером.
– Это лишнее, – бормочет Адам и выходит из комнаты.
Там его ждет Жером, они жмут друг другу руки. И о чем-то переговариваются. Я не вникаю в их разговор. Бас Жерома звучит громко и энергично, баритон Адама чуть тише, он немногословен.
– Что случилось, Лили? – тихо спрашивает мама. – Чем ты расстроена?
Я качаю головой. Есть вещи, о которых не хочешь рассказывать. Теперь неважно, что нас с Адамом связывали те две недели в Италии. Моя мама пытается построить новую семью. После предательства, обиды и обмана. Она нашла в себе силы попробовать начать сначала. Нужно быть бессовестной, чтобы рассказать ей, что у нас с моей новой сводной сестрой один парень на двоих. Легче притворяться конченой тварью, чем быть ею на самом деле.
– Я просто не готова к новой школе, можно я неделю отсижусь дома? Честное слово, я буду выполнять все домашние задания и учить уроки. Но мне нужны передышка, время, чтобы.
Мама не дает мне договорить, она обнимает меня крепко-крепко.
– Завтра позвоню директору и скажу, что ты заболела, – шепчет она и гладит меня по голове. – Знай, я очень благодарна тебе за смелость и решение переехать.
– Да брось, мам, какая смелость. Куда ты, туда и я, – пытаюсь отшутиться я, хотя глаза на мокром месте. Я обнимаю ее в ответ. Чувствую ее тепло, любовь, заботу, и мне хочется раствориться в этом ощущении. Ведь когда мама тебя обнимает, все плохое меркнет, и ты чувствуешь себя в безопасности.
– Пообедаешь с нами? – с надеждой спрашивает она.
В последнее время я не отличаюсь особым аппетитом, она переживает, но никогда не заставляет меня есть.
– Ты же не откажешься от пиццы? – с хитрой улыбкой говорит она, и я качаю головой. Пицца – единственное, что я ем в последнее время. Это банально, но она напоминает мне об Италии и о тех замечательных двух неделях. Ирония в том, что пиццу заказал мне парень, с которым я делила каждую съеденную итальянскую пиццу.
– Пообедаю, – тихо отвечаю я.
– Тогда я накрою на стол и позову тебя, мы еще принесли с собой из ресторана салаты и десерт, – довольным тоном сообщает она и уходит.
Я же захожу в свою комнату, забираюсь с ногами на постель и продолжаю то, на чем я остановилась. Пишу об Адаме и себе. Пишу о нас. О том, какие мы были пять месяцев назад.
Ты помнишь, мы стояли на остановке, ждали автобус и болтали обо всем на свете?…
– Так куда мы едем? – допытывалась я, и ты загадочно улыбался.
– Это секрет.
Но я пыталась настоять:
– Нет, все же куда ты меня тащишь?
Ты глухо рассмеялся и с насмешкой пробормотал:
– Что в слове «секрет» тебе не ясно?
Я тяжело вздохнула, принимая свое поражение.
– Ладно, тогда, может, расскажешь немного о себе? И разве нам не нужно купить билеты?
– Проезд стоит полтора евро, и можно заплатить кредиткой в автобусе.
– Мм, до чего техника дошла… – Я заправила прядь волос за ухо и принялась закидывать тебя вопросами. – Ну, так сколько тебе лет? Где ты учишься? Есть ли у тебя братья и сестры? Какая у тебя группа крови и все прочие маленькие детали? Выкладывай.
Ты засмеялся и с любопытством на меня посмотрел:
– Это что, допрос?
– Адам, ты ведешь меня непонятно куда. – Я огляделась. На улице было на удивление мало людей, после прогулки в центре города в толпе туристов пустота вокруг выглядела сюрреалистично. – Да, мы стоим непонятно где и ждем автобус неизвестно куда! Конечно, это допрос!
– Мне все известно и понятно, – издеваясь, сообщил ты.
– Адам, ты все-таки планируешь мое убийство?