– А я Адам, как ты успела догадаться, из Парижа. – Еще одна ленивая затяжка и изучающий взгляд карих глаз. – Чем обязан. Лили?
Ты сделал паузу нарочно, выделяя мое имя, выговаривая его, ты выдохнул дым и смотрел мне в глаза сквозь него. У меня по коже побежали мурашки, но я тут же собралась и, выпрямившись, заявила:
– Не смотри на меня таким взглядом, этот твой дешевый трюк с сигаретой не сработает. Я предупреждаю тебя сразу: у меня нет планов переспать с тобой, как бы томно ты не играл в гляделки.
Ты, наверное, подумал, что я сумасшедшая. Но, надо отдать тебе должное, не подал виду. Рядом с тобой, Адам, я не чувствовала стеснения и робости. Я видела, как ты разглядываешь меня, как твой взгляд бегает по моим ключицам, по плечам, останавливается на груди, затем падает на кисти рук и возвращается к глазам. Нет, ты не смотрел на меня голодным взглядом, и мне не хотелось спрятаться, скорее в твоих глазах читалось. восхищение. Ты смотрел на меня как на предмет искусства. Как на прекрасную картину, стараясь угадать ее тайный смысл. Твой взгляд будил во мне уверенность: я чувствовала себя красивой, чувствовала, что мне под силу контролировать ситуацию. Наверное, это очень наивно, но тон, которым ты произнес мое имя, заставил трепетать что-то внутри меня. Часть моей природы, с которой я еще не была знакома, и, признаюсь, даже не подозревала о ее существовании. Чтобы не растаять от твоих слов и прийти в себя, я выбрала лучшую защиту – нападение.
– Напомни это себе сегодня вечером: вцепишься в меня так, что отпускать не захочешь, – самодовольно ответил ты на мое заявление, и я рассмеялась:
– Мечтать, говорят, не вредно.
Ты приподнял бровь и затушил об асфальт сигарету.
– Если серьезно, такое в моей жизни впервые. Красивая девушка наглым образом усаживается на мою куртку и тут же заявляет, что мне ничего не светит. Может, есть какие-нибудь идеи или подсказки, как мне стоит себя вести?
Я заправила выбившуюся прядь за ухо и честно ответила:
– Покажи мне Флоренцию, Адам из Парижа. Я здесь совсем одна и ничего не знаю об этом городе.
Я решила не быть мямлей и не ходить вокруг да около. Мне хотелось продолжить знакомство с тобой, и я дала тебе это понять. Расстроилась бы я, если бы ты отказался? Немного… Но, как я уже сказала, для меня это было игрой. Веселым, ничего не значащим приключением. Ты придвинулся ближе и шепнул:
– Мне отведена роль гида, а не любовника. Ну что же, будем довольствоваться тем, что имеем. Перед тобой статуя Давида, но не обольщайся, это всего лишь копия знаменитого шедевра. Оригинал находится в галерее Академии изящных искусств. Есть желание постоять в очереди часа четыре?
Я не смогла скрыть свой ужас и полнейшее нежелание стоять в огромной очереди, воскликнув:
– Уж точно нет!
Ты улыбнулся и повернулся к статуе:
– Что ты о ней думаешь?
Я последовала твоему примеру и принялась рассматривать скульптуру. Точеное тело, каждая мышца прорисована, напряжена.
– Он упрямый, гордый, мужественный, сильный. и очень красивый. В нем есть характер и благородство. Идеальный герой. Ведь они так все между собой похожи.
– В твоем голосе слышится разочарование, будто быть героем плохо.
Я пожала плечами:
– До чертиков скучно.
Ты хмыкнул и с любопытством на меня посмотрел.
– Рассказать тебе интересную историю?
– Валяй, я вся внимание.
Ты сделал вид, что не почувствовал сарказм в моих словах или же решил не спорить.
– С 1501 по 1504 год Микеланджело высек это идеальное мужское тело из старого куска мрамора, который отвергли из-за изъянов другие скульпторы. По факту он создал шедевр из бракованного материла. Впечатляет?
– Немного.
– Ты не из тех, кого легко впечатлить?
– Я из тех, кто любит впечатлять.
Ты прикусил губу, будто пытался сдержать смешок.
– Даже не сомневаюсь, – пробормотал себе под нос и потянулся в карман за новой сигаретой. – Давида планировали установить под куполом Дуомо, но во многом благодаря да Винчи передумали. Леонардо был в составе экспертной комиссии и высказал мнение, что из-за излишних анатомических подробностей статуе не место на вершине храма. Что думаешь об этом?
– Его анатомические подробности меня тоже не впечатляют.
Ты глухо рассмеялся и сказал:
– Да Винчи просто подложил свинью своему сопернику.
– Они что, соперничали? Я думала, люди искусства, уверенные в своей гениальности, не замечают никого вокруг.
– Люди искусства жаждут признания и славы, а еще хотят быть единственными и неповторимыми. Обыватели бесконечно сравнивают их творения, сопоставляют, тем самым разжигая соперничество. Каждый из них был гениален и считал себя и свои суждения единственно правильными. Они просто не могли понять друг друга.
– Это как?
Ты выдохнул дым и пояснил:
– Их взгляды на искусство не совпадали. Они часто спорили: что важнее – живопись или скульптура? Микеланджело считал, что живопись плоская, а Леонардо – что скульптура грубая. Видишь, они были слишком разными, чтобы их сравнивали, к тому же своим творчеством оба доказали, что эти споры неуместны.
В этот миг я вспоминала, как папа рассказывал мне о Микеланджело. Даже иллюстрации из детской энциклопедии про эпоху Возрождения мелькнули перед глазами, и я быстро захлопнула дверь воспоминаний.
– Я не люблю искусство, – признание вылетело у меня, – и не надо смотреть на меня, будто я прилетела с Луны, – пробормотала я под твоим скептическим взглядом, который ты даже не пытался скрыть.
– Флоренция – колыбель эпохи Возрождения. Зачем ехать в этот город, если не ради искусства?
Ты действительно негодовал… Я отвернулась, ведь не могла рассказать правду первому встречному. Я приехала сюда, потому что скучаю по папе, а он двадцать лет назад ходил по этой самой площади и разглядывал скульптуру Давида. На глаза предательски выступили слезы. Ты уже знаешь, что я очень эмоциональная и мне сложно скрывать свои чувства. Но я научилась притворяться, прячась за маской легкомыслия. В тот момент я решила поступить так же, как и всегда. Я взяла себя в руки, широко улыбнулась и, вновь встретившись с тобой взглядом, заявила:
– Ради приключений!
Ты внимательно заглянул мне в глаза, будто искал в них ответ, и молчал секунды три, изучая, отчего мне стало капельку не по себе. Не знаю, что увидел в них художник из Парижа, что именно прочитал, но ты мне очень тепло улыбнулся и сказал: