Подъехав к реке, Сирина пустила лошадь шагом. Было бы приятно немного посидеть у воды. Будь у нее время, она проехала бы до озера. Это было ее любимым местом, когда она была огорчена или хотела побыть в одиночестве.
Но сегодня она не была огорчена, напомнила себе Сирина, соскальзывая с седла. Ей только хотелось подышать воздухом. Повесив поводья на ветку, она прижалась щекой к шее кобылы.
Ах, эти лондонские балы, снова подумала Сирина и вздохнула, не сознавая, что вздох был тоскливым. Мать и Гвен рассказывали ей о них. Зеркала, лакированные полы, сотни свечей. Красивые сверкающие платья женщин. Мужчины в белых завитых париках.
Сирина закрыла глаза, пытаясь представить себе все это. Она всегда питала слабость к музыке. На фоне плеска реки Сирина будто бы услышала звуки менуэта. Потом должен быть рил
[27]
. Но сначала медленный изящный менуэт.
Она начала двигаться в такт звучащей в ее голове мелодии все еще с закрытыми глазами, протянув руку невидимому партнеру.
Разумеется, лорд Эшберн дает балы, думала Сирина. Все красивые женщины приходят на них, надеясь хоть раз потанцевать с ним. Улыбнувшись, Сирина сделала поворот и вообразила шуршание нижних юбок. Если бы она была там, то надела бы платье из темно-зеленого атласа, сделала бы высокую прическу и напудрила бы волосы, чтобы бриллианты сверкали в них, как лед на снегу. Все мужчины, с их пенящимися кружевами и туфлями с пряжками, были бы ослеплены. Но она бы танцевала только с Бригемом, долго-долго, пока будет играть музыка…
Он танцевал бы в черном — это ему к лицу. Да, в черном с серебром, как той ночью, когда он вошел в комнату Колла, где горели только свеча и камин. Но на балу свет должен быть ослепительным, сверкающим в зеркалах, поблескивающим на серебряных пуговицах. Они бы смотрели друг на друга. И он улыбнулся бы своей особой улыбкой, которая смягчает его взгляд и заставляет сердце таять.
Вот он протягивает руку, и она вкладывает в его ладонь свою. Его поклон, ее реверанс. А потом… Сирина открыла глаза.
Ее руку легко сжимала другая рука, а глаза, все еще затуманенные мечтой, смотрели на Бригема. Граф встал таким образом, что солнце сияло позади него, и лицо казалось окруженным ореолом. Он был в черном, как в ее воображении, но это был простой редингот, без серебряного шитья и драгоценностей.
Медленно Бригем поднял ее руку. Сирина могла бы поклясться, что все еще слышит музыку, и она тряхнула головой.
— Мадам, — улыбаясь, Бригем поднес ее руку к губам, — вы, кажется, без партнера.
— Я… — Сирина тупо уставилась на их соединенные руки. Яркий блик на его перстне с печатью напомнил ей о времени, месте и различиях. Она отдернула руку и спрятала ее за спину вместе с другой рукой. — Что вы здесь делаете?
— Я рыбачил. — Повернувшись, Бригем указал на удочку, которую прислонил к дереву. Рядом с ней на берегу лениво паслась его лошадь. — С Мэлколмом до недавнего времени. Он захотел вернуться и взглянуть на Бетси.
Сирина почувствовала, как краска заливает ее щеки, когда подумала о том, как нелепо, должно быть, выглядела во время менуэта без партнера.
— Ему бы следовало заниматься уроками.
— Я уверен, что он сделал их утром. — Будучи не в силах противостоять искушению, Бригем шагнул назад, чтобы лучше ее видеть. — Могу я спросить, всегда ли вы танцуете в лесу одна — и в бриджах?
Смущение в глазах Сирины сменилось гневом.
— Вы не имели права шпионить за мной.
— Вы застигли меня врасплох, клянусь вам. — Бригем сел на камень, положил ногу на ногу и улыбнулся. — Я думал о том, сколько еще форелей смогу поймать, когда по лесу проскакал всадник с шумом, способным распугать всю рыбу на несколько миль в округе. — Он не добавил, что ее стремительное приближение заставило его обнажить шпагу.
— Если бы я знала, что вы здесь, — сказала Сирина, — то выбрала бы другую дорогу.
— Несомненно. Тогда я не удостоился бы восхитительного зрелища — вы в бриджах.
С возгласом отвращения она повернулась к своей лошади.
— Такое быстрое отступление, Сирина. Можно подумать, что вы… испугались.
Она снова обратила взор к нему:
— Я не боюсь вас!
Великолепно. Другого слова не подберешь, чтобы описать то, как Сирина стояла, будто в стойке, словно со шпагой в руке, с горящим взором и растрепанными волосами. А ее галоп по лесу — со слишком большой для безопасной езды скоростью и сноровкой, которыми могли бы похвастаться немногие мужчины! Бригем не мог этого отрицать.
Не мог он отрицать и того, что то, как Сирина выглядела в бриджах, смутило его. Как бы скверно ни сидели они, все же демонстрировали соблазнительную длину стройных ног, а также изгибы талии и бедер. Под домотканой рубашкой виднелись мягкие округлости груди, которая даже теперь возбужденно поднималась и опускалась.
— Возможно, вам следовало бы бояться, — пробормотал Бригем, адресуясь не только к ней, но и к себе, — так как меня одолевают всевозможные намерения.
При этих словах дрожь охватила ее, но она не подала виду.
— Вы не беспокоите меня, лорд Эшберн. Я избавлялась и от мужчин получше вас.
— Так я и думал. — Поднявшись, Бригем увидел то, что хотел видеть — мелькнувшую в ее глазах неуверенность. — Однако теперь вам приходится иметь дело со мной, Сирина. Сомневаюсь, что вы сможете надрать мне уши.
Она бы отступила на шаг, если бы гордость не приказывала ей оставаться на месте.
— Я поступлю с вами еще хуже, если вы прикоснетесь ко мне снова.
— Неужели? — Почему, чем резче эта женщина говорила с ним, тем сильнее он хотел ее? — Я уже извинился за то, что произошло в конюшне.
— В конюшне? — Сирина приподняла брови, решив не уступать ни дюйма. — Что бы там ни случилось, милорд, это было настолько не важно, что уже забыто.
— Вы настоящая дикая кошка! — не без восхищения произнес Бригем. — Если вы будете продолжать оттачивать на мне свои когти, то сломаете их.
— Я готова рискнуть.
— Тогда позвольте мне освежить вашу память. — Он подошел ближе. — Вы были так же разгорячены и так же довольны, как я. В своих объятиях я держал не восторженную девицу, а женщину, созревшую для любви и жаждущую ее.
— Как вы смеете? — прошипела Сирина. — Ни один джентльмен не говорил со мной подобным образом!
— Возможно. Но ни одна леди не носит бриджи.
Удар попал в цель. Это правда — она не леди и никогда не будет ею, хотя желала этого, чтобы доставить удовольствие матери.
— Что бы я ни носила, я не хочу, чтобы вы оскорбляли меня.
— Не хотите? О небо! Но ведь вы оскорбляете меня с тех пор, как впервые увидели! — Забыв об осторожности, Бригем схватил ее за руку. — Думаете, потому что вы женщина, я должен терпеть ваши насмешливые комментарии обо мне, моем происхождении, моей национальности? Черт возьми, Сирина, вы гонитесь за двумя зайцами! Одеваетесь и говорите как мужчина, а когда это вас устраивает, прячетесь за ваши нижние юбки.