Животные в войнах древнего мира - читать онлайн книгу. Автор: Александр Нефедкин cтр.№ 18

Страница

Из данных описаний ясно видно, что в общей информации о бахманидской элефантерии Никитин приводит максимальное количество воинов (двенадцать), размещавшихся в «теремках», да еще вооруженных тяжелым огнестрельным оружием, тогда как во время торжественных процессий на слонах оказываются по шесть воинов, также вооруженных «пушками», и лишь на самом большом животном разместилось 12 воинов. И, наконец, в реальную боевую операцию отправились те же бронированные слоны, но на каждом было лишь по четыре «пищальника», причем на мусульманском – в башне, а на индийском – без нее, поскольку «городок» не упомянут при детальном описании. Следовательно, можно так полагать, что во время торжественных шествий для демонстрации своей власти и мощи армии на слона садилось максимально возможное количество воинов, которое и запечатлевалось в свидетельствах путешественников, обычно не принимавших участия в боевых действиях, а на реальных военных слонах количество экипажа было более или менее стандартным – три-шесть человек, включая погонщика. Таким образом, сведения «Первой книги Маккавеев» о трех десятках воинов в экипаже одного боевого слона следует признать либо художественным преувеличением, делающим селевкидскую армию воинственнее и, соответственно, победы иудеев блистательнее, или же, в самом деле, порчей рукописной традиции, ведь аналогов подобному количеству воинов на слоне мы не наблюдаем. Также нельзя поддержать предположение Н. Секунды, что в Библии речь идет о приписанном к слону отряде, – источник прямо говорит об экипаже, а не об отряде сопровождения.

Итак, в целом можно сказать, что башня как элемент снаряжения слона появилась в раннеэллинистическое время и являлась одной из многочисленных инноваций эллинистической военной инженерии. Вероятно, она была придумана в армии Антигона Одноглазого в 318–317 гг. до н. э., когда Антигон уже знал о численном превосходстве слонов у его противника Эвмена. Это устройство позволяло лучше защитить воинов от огня вражеских стрелков снизу и от оружия воинов-элефантеристов. На индийском слоне в эллинистическую эпоху наряду с корнаком было четыре воина, а менее крупном африканском – три. Большее количество воинов в башне слона, видимо, можно представить, с одной стороны, как просто преувеличение источников, а с другой – как впечатление не от настоящих боевых слонов, а от животных, участвовавших в парамилитарных процессиях и парадах, когда для произведения впечатления на зрителей на слона сажалось большее, нежели обычно, количество воинов. Бойцы в башне сражались дротиками и сариссами, тогда как на Востоке, у Селевкидов в частности, были распространены лучники. Были ли прикреплены к каждому слону легковооруженные воины на постоянной основе, как индийские «стражи стоп», – не известно, но, по крайней мере, животные взаимодействовали со стрелковыми отрядами на поле боя. Башни оказались достаточно эффективным изобретением и состояли на вооружении элефантерии средиземноморских государств вплоть до исчезновения последней в I в. до н. э., а позднее, во время сасанидского возрождения элефантерии, стали использоваться вновь.

Традиция тренинга лошадей имела на Ближнем Востоке долгую историю. О развитой теории и практике тренинга свидетельствуют трактат митаннийца Киккули (XIV в. до н. э.), угаритская и ассирийская рекомендации по содержанию и акклиматизации животных. От более поздней ахеменидской эпохи (VI–IV вв. до н. э.) оригинальных восточных свидетельств не сохранилось, остались лишь разбросанные у античных авторов свидетельства. Сохранилось лишь несколько упоминаний о тренинге лошадей в Ахеменидском Иране, а также о том, что боевой конь мог сам сражаться либо с животным противника, либо с самим воином. Данный сюжет и будет предметом рассмотрения.

Во время ионийского восстания греков против господства персов киприоты присоединились к восставшим. Киприотов возглавлял царь Саламина Онесил, а экспедиционным корпусом Дария I командовал перс Артибий. Войска встретились у Саламина в 497 г. до н. э. Геродот так рассказывает о тех событиях перед битвой: «Артибий скакал на коне, обученном вставать на дыбы перед гоплитом. Узнав об этом, Онесил сказал своему щитоносцу, родом карийцу, очень опытному в военных делах, а также преисполненному отваги: „Я узнал, что конь Артибия, становясь на дыбы, поражает копытами и зубами того, кто ему противостоит. Ты, подумав, тут же скажи мне, кого ты желаешь, оборонись, поразить: коня или самого Артибия?”. На что его спутник сказал: „О, царь, я готов сделать то и другое и одно из этих двух, и вообще то, что ты прикажешь. Однако я скажу то, что, мне кажется, более подобает твоим действиям: царю и полководцу следует, – говорю, – противостоять царю и полководцу… Нам же, помощникам, подобает противостоять другим помощникам и коню. Его уловок ты нисколько не опасайся. Ведь я обещаю тебе, что он более не встанет перед каким-нибудь мужем на дыбы…” На суше, когда войска, атаковав, сошлись, сражались, с обоими полководцами произошло следующее. Когда Артибий, сидящий на коне, двинулся на Онесила, Онесил по уговору со щитоносцем поражает направляющегося на него Ар-тибия. А когда конь ударил ногами щит Онесила, кариец тут же, ударив серпом, отрубил коню ноги. Так погиб полководец персов Артибий вместе со своим конем» (Hdt., V, 111–112; ср.: Tzetz. Chiliad., Ill, 988–999).

Вероятно, источником для данной истории послужило местное кипрское предание, связанное с обрядом ежегодных жертвоприношений Онесилу как герою в Амафунте (Hdt., V, 114–115). Ко времени данных событий Кипр уже почти полвека находился под персидским контролем, и иранское военное дело должно было быть тут небезызвестным. Поэтому, вероятно, подобное поведение коня Артибия не было типичным, для чего понадобился совет Онесила с оруженосцем, который знал, как надо действовать в данной ситуации. Кариец был опытным воином и понимал, что одному пехотинцу будет сложно одновременно противостоять и всаднику, и коню, ведь животное, пусть даже на короткое время, приковывало к себе внимание противника, предоставляя своему всаднику момент, во время которого он мог нанести удар. Поэтому-то оруженосец вызвался совладать с животным, оставив честь противоборства с полководцем Онесилу. Судя по писанию Геродота, бой между полководцами не был поединком, открывавшим бой, а произошел в начале боя, когда военачальники встретились, очевидно, находясь в центре своей боевой линии (Xen. Anab., I, 8, 21–22; Arr. Anab., II, 8, 11). В это время правитель уже не использовал для боя традиционную для Кипра боевую колесницу, а шел в тяжелом гоплитском вооружении в сопровождении оруженосца навстречу конному противнику. Артибий атаковал, подняв на дыбы коня, копыта которого ударили в выставленный для прикрытия щит Онесила. На последнего же было обращено внимание перса, скакавшего, видимо, без сопровождения, которое, впрочем, могло и просто отстать во время быстрой атаки. В это время оруженосец умелым движением серпа – обычного для Малой Азии кривого тесака с лезвием на внутренней стороне ^[102] – отсек коню ногу (или даже ноги, как у Геродота), вероятно, те же ударные передние. Хотя нельзя исключить, что могла быть отсечена и задняя нога, когда кариец, нагнувшись, подскочил под жеребца ^[103], что повлекло бы к мгновенному падению животного и наездника ^[104].

Страница