Дэниел включил электрический камин. Искусственные бревна моментально вспыхнули. Он поставил рисунок Шарлотты в центре каминной полки. В зеркале отражалось сдержанное лицо Дэниела.
Я смотрела на него и ждала.
– Она моя дочь, – объявил он.
Помимо его отражения, я увидела собственное – бледный овал лица, руки в карманах пальто. Весь образ был искажен дефектом стекла, что делало меня похожей на призрака или утопленницу.
Мне вдруг стало сложно вымолвить хоть слово.
– Шарлотта… – выдохнула я.
– Да, Шарлотта. – Дэниел отвернулся от камина, и наши взгляды встретились. – Она моя дочь.
– Ох, Дэниел…
– Понимаете, много лет назад у меня был роман с ее матерью. Я не любил Аннабель, она была замужем за другим мужчиной и приехала с ребенком. Все было против нас. Но вопреки всему это произошло. И Шарлотта – плод долгого и жаркого лета, полнейшего нашего безумия.
– Я знаю, – пробормотала я. – В смысле, знаю про вас и Аннабель Толливер.
– Фиби вам рассказала.
– Да.
– Я предполагал, что она может разболтать. Нет, был даже уверен.
Мы неотрывно смотрели друг на друга. Мои мысли, напоминая перепуганных кроликов, бесцельно метались из стороны в сторону. Я вспомнила слова Фиби: «Кажется, это Аннабель увлеклась Дэниелом… Дэниел был человеком спокойным… Всего лишь небольшой флирт».
– Просто я думала… В смысле… Я и не понимала, что…
Дэниел спас меня от тщетных попыток подобрать слова.
– Вы думали, что мы только гуляли вместе. Я всегда надеялся, что Фиби и Чипс тоже так считали, но, как вы видите, все не было так уж невинно.
– Вы… вы уверены, что она ваша дочь?
– Я понял это сразу же, как только увидел ее сегодня днем сидящей на складном стульчике в конце дамбы. Как она в холод и дождь пыталась дорисовать свою картину. Прю, вы совсем побледнели. Думаю, нам обоим не помешает выпить.
Дэниел прошел к холодильнику. Достал бокалы, лед и содовую, потом бутылку виски и водрузил все на бар.
– Дэниел, я не пью виски.
– У меня нет ничего другого.
Он открыл бутылку.
– Но девочка даже не похожа на вас, – сказала я.
– Она и на Аннабель не похожа. Однако у меня сохранилась фотография моей матери примерно в этом возрасте. Девяти-десяти лет. Шарлотта – ее копия.
– А вы знали, что Аннабель носит под сердцем вашего ребенка?
– Она сообщила мне об этом.
– И этого было недостаточно?
– Как оказывается, нет.
– Не понимаю.
Он закрыл дверцу холодильника и прислонился к ней спиной, зажав в руке бокал.
– Прю, снимайте плащ. Вы словно готовы сбежать в любой момент. К тому же плащ промок. Ни к чему, чтобы вы заболели.
Замечание Дэниела показалось мне неуместным при данных обстоятельствах, но я послушалась: расстегнула плащ, сняла его и перекинула через спинку кресла. Дэниел протянул мне бокал, и я сделала глоток ледяного виски.
– Дэниел, я ничего не понимаю.
– Вы и не сможете понять, пока не узнаете о сущности Аннабель. – Он нахмурился. – Неужели вы с ней не встречались, когда гостили у Фиби?
– Нет, наши пути не пересекались. Она, должно быть, гостила летом, а я обычно в это время уезжала к отцу в Нортумберленд.
– Это многое объясняет.
– Вы любили ее? – непринужденно спросила я, будто ответ ничего для меня не значил.
– Нет, не любил. Если так подумать, она не очень-то мне и нравилась. Но есть в Аннабель нечто… удивительное, что гасит прочие эмоции. Мне было двадцать, ей двадцать восемь. Она – замужняя женщина, мать. Но нас это не волновало.
– Но разве про вас… не болтали? Конечно же, Фиби и Чипс…
– Да, они знали, но предпочли притвориться, что это невинный флирт. Аннабель не была глупа. Вокруг нее крутилось множество ухажеров.
– Наверное, она очень красива.
Я еле сдержала завистливые нотки – обо мне еще никто не говорил «удивительная», и вряд ли скажет.
– Она довольно красива. Высокая, стройная, с лицом, напоминающим мордочку сиамской кошки, аккуратным носиком, пухлой верхней губой и улыбкой, скрывающей сотни тайн. «Загадочная», полагаю, это верное слово. У нее поразительные глаза. Огромные, с поволокой, темно-темно-серые.
– Как вы с ней познакомились?
– На ту вечеринку меня привели Фиби и Чипс. Особого желания идти я не испытывал, но они сказали, что я просто обязан там быть, так как получил приглашение, к тому же им хотелось отвлечь меня от работы. Аннабель тоже пришла. Я заметил ее сразу же, как ступил в комнату. Она стояла у противоположной стены, окруженная мужчинами. Стоило увидеть ее лицо, и я тут же загорелся желанием нарисовать ее. Должно быть, я пялился на нее, а она внезапно подняла голову и посмотрела мне в глаза, будто давно знала, что я здесь. И я позабыл о том, что собирался ее нарисовать. – Дэниел печально улыбнулся и покачал головой. – Это как играть в регби и получить удар под дых.
– Со мной такого не бывало.
Я надеялась, что моя скромная попытка пошутить заставит Дэниела улыбнуться, но он, похоже, не слышал моих слов. Сейчас он расхаживал по комнате с бокалом в руке, словно физически не мог говорить, как и стоять, спокойно.
– В следующий раз мы встретились на пляже. Из Малибу мне прислали доску для серфинга. Ее купил для меня в Сиднее друг. В тот день дул северный ветер, пригоняя большие волны. Я катался на доске, пока не поменялось течение, а когда вышел из воды весь синий от холода – гидрокостюм я себе позволить не мог, – то увидел сидевшую среди дюн Аннабель: она наблюдала за мной. Я понятия не имел, сколько времени она там провела. На ней была красная юбка, черные волосы развевались на ветру. В тот пасмурный день на пляже больше никого не было, и я знал, что она ждала меня. Я вскарабкался по дюне и сел рядом с ней, мы болтали и курили, а ветер гнул к земле растущий кругом камыш. Тогда он напомнил мне гладкий мех. Позже мы отправились домой, на полях для гольфа стоял запах дикого тимьяна. Мы прошли мимо нескольких мужчин, на их лицах я увидел зависть и даже воодушевился. Так с тех пор и повелось: мы шли с Аннабель в паб или сидели в машине с открытым верхом, подставляя лица солнечным лучам. Когда останавливались на светофоре, на нас тут же устремлялись любопытные взгляды.
– Наверное, все думали, какая вы чудесная пара.
– Скорее спрашивали себя, что такая чувственная особа, как Аннабель, делала в компании столь неискушенного долговязого мальчишки.
– И как долго продолжался ваш роман?
– Два месяца. Может, три. Лето было очень знойным. Аннабель всем говорила, что пока слишком жарко, чтобы везти сына обратно в Лондон. И она задержалась в Пенмарроне. Все время проводила там.