– Я попробую, – согласилась Оксана.
– Прошу. – Женщина пригласила ее в небольшой кабинет, украшенный живыми цветами. – Садитесь.
– Как у вас красиво, – невольно залюбовалась Оксана.
– Люблю цветы, – улыбнулась Галина Тимофеевна, – цветы, детей и животных. Но ближе к делу. Где ваши документы?
Когда через два часа со всеми необходимыми формальностями было покончено, кадровичка, заполняя бесконечные анкеты и формуляры, поинтересовалась у Оксаны, не отрываясь от работы:
– Жить есть где?
– Ну, не совсем.
– Тогда будете жить на квартире фирмы, – пояснила женщина. – Не знаю почему, но Софья Евгеньевна решила вам помочь.
– Спасибо.
– Ну тогда все. – Галина Тимофеевна поднялась из-за стола и протянула Оксане руку. – Добро пожаловать в наш коллектив! Шофер сейчас отвезет вас на квартиру.
Оксана сделала неопределенное движение и опустила глаза.
– Нет, спасибо! Мне еще надо за дочкой съездить.
– Ну, как хотите. – Галина Тимофеевна протянула Оксане плотный конверт. – Здесь аванс, ключи от квартиры и адрес. На все сборы вам даю два дня. В четверг ждем вас на работе к восьми утра. И попрошу не опаздывать.
Алексей с ненавистью наблюдал за голубем, разгуливавшим по карнизу. Птица красиво выгибала сизую грудь и громко ворковала.
– Чего это он разорался посреди зимы? – проворчал Алексей и оторвался от окна.
– Почему разорался? – Настенька умело подкрашивала пухлые губки. – Очень красиво воркует. Ты, Алеша, что-то нервный стал сильно.
– Вот-вот, – подтвердила пожилая бухгалтер «расчетного стола», монотонно стуча по клавиатуре компьютера. – Прямо весь на нервах!
– Да вам показалось! – «Идиотки!» – Последнее слово Алексей произнес про себя.
Сегодня шел последний день, отпущенный ему на выполнение первого задания, а он даже еще не приступал к работе. Тот крутой мужик, которого Алексей сдуру принял за разносчика пиццы, дал ему дискету и велел установить записанную на ней программу в центральный компьютер фирмы. Который, естественно, находился в кабинете у генерального директора. А эта паршивка Сонька изволит, видите ли, болеть. И как теперь туда попасть, минуя многочисленные камеры скрытого наблюдения, не вызвав подозрения службы охраны, Алексей не знал.
«Да пропади оно все пропадом!» – выругался он про себя и спустился в буфет.
Алексей заказал двести граммов коньяка и, жалея себя до слез за невезучесть, залпом осушил стакан. Стало немного легче. Но ненадолго.
– Еще сто граммов, – распорядился он, расстегивая пиджак.
Через полчаса Алексей снял галстук и, заказав еще «грамм пятьдесят», засобирался домой.
Ольга на удивление оказалась дома и, едва заслышав шаги мужа в прихожей, выбежала в коридор.
– Любимый! Я такой классный поворот сюжета придума… – начала она и тут же осеклась. – Ты пьян?
– Отвали, – пробурчал Алексей, проходя в комнату. – Жрать хочу.
– Но что случилось? – Ольга в ужасе разглядывала растрепанного мужа. – Алеша, что?
– Да отвали ты, наконец!!! – взбесился Алексей, и вся злость, бушевавшая в нем последнее время, наконец вырвалась наружу. – Ты! Дура! Идиотка! Фригидная стерва!
Он орал, брызгая слюной и некрасиво размахивая руками. Расстегнутая рубашка оголила толстый дряблый животик, который ритмично подрагивал в такт его прыжкам.
– Всю жизнь мне испортила, тварь такая!!!
Ольга в ужасе отшатнулась и закрыла лицо руками.
– За что?
– Пошла вон! – Алексей наконец проорался, и ему стало легче. – Отвали, я спать хочу.
Так и не сняв брюки и рубашку, прямо в ботинках, еще хранивших на себе серый снег, он повалился на постель и громко захрапел.
Ольга вернулась обратно на кухню и выключила компьютер. Она еще долго сидела в темноте, не зажигая света.
Слез больше не было, пришло отчаяние – Ольга наконец поняла, что, видимо, жила все это время как-то не так, раз ее муж позволяет себе такие дикие выходки. Больше всего ее пугало то, что завтра утром он проснется как ни в чем не бывало, а вот у нее в душе что-то сломалось бесповоротно.
Ольга наконец поднялась на ноги и подошла к замерзшему окну. Сквозь толстую изморозь, покрывшую стекла снаружи, яркими пятнами пробивались окна дома напротив – было только девять вечера, и жизнь повсюду била ключом.
«Неужели все так живут? – в первый раз усомнилась Ольга, пристально вглядываясь в чужие окна. – Нет, не верю! Есть и счастливые семьи».
И Ольга поклялась себе, что ее будущая семья обязательно будет именно такой. Счастливой!
Ирка сделала себе маску из сметаны, которую толстым слоем наложила на сморщенную грудь.
– Ми-илый! – на французский манер прогундосила женщина, эротично выгибая спину. – Ты не мог бы принести мне салфетки?
Олег скрепя сердце поднялся с дивана и, больно ударившись ногой о крышку от тефалевской сковородки, склонился над разбросанными по всей комнате пакетами.
– А где они?
Тютнева, возлежащая в облаке пены, щедро взбитой ею в ванне, визгливо рассмеялась.
– Они в желтеньком пакетике, глупышка!
У Олега заложило уши, но, взяв себя в руки, он спросил по возможности спокойным голосом:
– В каком именно, дорогая? Здесь не меньше пяти желтеньких пакетов!
Послышался звук расплескиваемой воды, и абсолютно голая Ирка в белых островках пены, покрывающих ее костлявое тело, нарисовалась в дверном проеме.
– Вот в этом, мой необузданный мустанг. – Тютнева многозначительно облизнула губы.
Мыльные хлопья с чмокающим звуком падали на белоснежный жутко дорогой ковер и расползались в уродливые кляксы. Сметана на Иркиной груди давно застыла и почему-то напомнила Олегу засохшую сперму. Его затошнило.
Олег в ужасе отшатнулся и снова ударился ногой об злосчастную крышку от сковороды.
– Ира, я тебя умоляю! Прибери наконец свои вещи! Мы уже два дня как приехали – так больше невозможно жить! – простонал он, растирая ушибленную конечность.
– Хорошо, мой котик! – Ирка повернулась к нему спиной и медленно нагнулась к полу, словно пытаясь навести порядок в комнате сию же минуту. – Ну, и как? – Она явно ожидала от Олега решительных действий.
«Больная!» – догадался Олег и осторожно предложил вслух:
– Может быть, ты сначала вымоешься? Вытрешься? Маску с лица снимешь?
– Только вместе с тобой. – Ирка подошла к нему вплотную и забралась на колени. – Пойдем в ванну?
Олег, ощущая сквозь брюки ее мокрую скользкую кожу, невольно вздрогнул.