— На что?
— На испанскую инквизицию. — Каролина устроилась на подлокотнике кресла. Она напомнила ему Санни. — Хотя… по сравнению с Кэлом вы еще легко отделались.
— Видимо, Кэл прошел все испытания с честью.
— Мы все очень его любим. Уилл с радостью сделал бы его партнером в компании, но Кэл хочет только одного — летать. Впрочем, вы лучше меня знаете своего брата!
— Он никогда не хотел заниматься ничем другим.
— Я заметила. Либби у нас такая же. С самого детства знала, чего хочет. С Санни немного сложнее. Иногда мне кажется, что ей, с ее умом и талантом, ничего другого просто не оставалось… Надеюсь, вы меня понимаете. — Заметив его вопросительный взгляд, она решительно сменила тему: — Значит, сначала юриспруденция в Принстоне, а потом — астрофизика. Какой разброс!
А между юриспруденцией и астрофизикой был еще краткий период увлечения боксом… Джейкоб пожал плечами:
— Иногда не сразу понимаешь, чего тебе хочется по-настоящему.
— Но всему, чем занимаешься, отдаешься всей душой? Знаю. Наша Санни такая.
Джейкоб подумал, что Каролина тоньше и хитрее мужа.
— Такой замечательной девушки я в жизни не встречал.
Каролина подумала: он по уши влюблен в нее. Но почему-то не очень счастлив.
— Санни похожа на пестрый, многоцветный гобелен, сотканный из нитей разной толщины. Некоторые нити невероятно толстые и прочные. Другие — очень тонкие и пластичные. А есть особые стеклянные волокна, очень хрупкие. Сочетание дает изумительный результат… Но ее, как всякое произведение искусства, нужно любить, ею нужно восхищаться. — Каролина всплеснула руками. — Санни ужасно разозлится, если узнает, какого я о ней мнения!
Джейкоб невольно покосился на пестрый гобелен, висящий на стене.
— Пожалуй, она не согласится с тем, что в ней есть хрупкость.
— Да. — Каролину охватило сожаление — и вместе с тем облегчение. Значит, он успел заглянуть в душу ее младшей дочери и хорошо ее понимает. — Наверное, я покажусь вам старомодной, но мы с Уиллом очень хотим, чтобы наша дочь была счастлива.
— Вы ничуть не старомодны… — Джейкоб вспомнил, как мама в тех же примерно выражениях говорила ему про Кэла, провожая его в полет.
Вздохнув, Каролина проследила за его взглядом:
— Одна из моих ранних работ. Я плела его, когда была беременна Санни. Тогда почти все свои работы я продавала или меняла на продукты, а эту почему-то решила оставить.
— Он очень красивый!
Повинуясь внезапному порыву, Каролина подошла к гобелену, сняла его со стены и ласково погладила. Она вспоминала, как сидела у ручного станка, отбирала разноцветные нити, смешивала их… Уилл копался в саду, Либби спала на одеяле, расстеленном на траве, а в ней шевелился ребенок. Прошло много времени, но воспоминания по-прежнему вызывали в ней радость.
— Мне бы хотелось, чтобы он был у вас.
Если бы она подарила ему картину Рембрандта или, скажем, Джорджии О'Кифф, он бы и то удивился не больше.
— Я не могу его взять!
— Почему?
— Он бесценен.
Каролина только рассмеялась:
— Цены на мои работы назначает агент по продажам. А мне смешно… И становится как-то не по себе, если я представляю, что, скажем, этот гобелен окажется в конце концов за стеклом — в витрине музея или художественной галереи. — Каролина скатала гобелен в трубку. — Мне будет гораздо приятнее, если мои творения станут радовать глаз моих родных. — Она вручила гобелен ошарашенному Джейкобу. — Моя дочь замужем за вашим братом. Значит, мы — родня.
Ему не хотелось проникаться к Стоунам родственными чувствами. Гораздо спокойнее по-прежнему злиться на них, а Каролину с Уильямом считать историческими, легендарными фигурами. И все же, неожиданно для себя, он ощутил радость, когда взял из рук Каролины подарок.
— Спасибо!
Детская была выкрашена в светло-зеленые тона. На старинной кованой детской кроватке лежало шерстяное одеяльце нежных, пастельных оттенков. Каролина и его соткала вручную. Комната была завалена игрушками — до многих Сэм дорастет лишь через несколько лет. Правда, мягкие игрушки любят даже малыши. Здесь их были сотни — от громадных слонов до традиционных плюшевых мишек.
Взяв игрушечного мишку, Санни смотрела, как отец укладывает Сэма на пеленальныи столик.
— Какое умилительное зрелище!
— Ты, наверное, уже забыла, как я наказывал тебя, когда ты дерзила, — ласково проговорил Уилл, снимая с малыша комбинезон.
— Я уже большая, и ты не заставишь меня сидеть на стуле, пока я не попрошу прощения!
Отец подозрительно покосился на младшую дочь:
— А вот попробуем — и увидишь!
— Папа! — Вздохнув, Санни отложила мишку. — С тех пор как мне исполнилось тринадцать, ты подвергаешь допросу с пристрастием каждого парня, которого я привожу к вам в дом!
— Мне небезразлично, с кем встречается моя дочь. Я не совершаю никакого преступления!
— Дело не в том, что ты задаешь вопросы. Дело в том, как ты это делаешь.
Уилл снял с Сэма подгузник. Малыш гулил и сучил ножками. Уилл припудрил нежные складочки. Какой он сладкий!
— Ты мне больше нравилась, когда была вот такая.
— Круто! — Санни подошла к отцу и положила руку ему на плечо. Даже восставая против отца, она все равно его обожала. — Представляю, как ты будешь допрашивать девочек Сэма — он ведь тоже скоро вырастет и будет знакомить вас со своими подружками!
— Конечно. Я не сексист. — Уилл криво улыбнулся. — Надеюсь, ты не собираешься пудрить мне мозги и уверять, будто, проведя немного дней с Джеем-Ти в хижине, вы остались в чисто платонических отношениях?
— Нет. Не собираюсь.
— Вот и мне так показалось. — Уильям ловко надел на сынишку чистый подгузник. Как легко с детьми, когда заботишься только о чистых подгузниках да о зубках! — Санни, ты ведь знаешь его всего несколько недель!
Санни усмехнулась про себя.
— Значит, твои взгляды на свободную любовь изменились?
— Сексуальная революция давно закончилась. — Уильям надел на Сэма комбинезон. — По нескольким вполне веским причинам.
Она предостерегающе подняла руку:
— Прежде чем начнешь их перечислять, позволь сказать, что я с тобой согласна.
Уильям глубоко вздохнул. Санни любит поспорить, но во всем предпочитает честность.
— Приятно, что мы с тобой хоть в чем-то нашли общий язык.
— Считаю ли я, что беспорядочные связи аморальны, неправильны и глупы со всех точек зрения? Да. Я против беспорядочности в связях.
— Мне уже гораздо легче! — Глазки у Сэма слипались; Уильям осторожно уложил сына в кроватку и завел музыкальную карусель с мягкими зверюшками.