– Что сегодня такого особенного, мама? – спросила Бруки.
День был особенный, потому что Джой не пришлось и пальцем пошевелить, кроме как дать свою кредитную карточку и явиться на ланч, но она явно не собиралась говорить этого своим детям.
– Не знаю, – сказала Джой и откусила кусочек брауни Эми, положила остаток на тарелку, а затем откусила ровно такой же от брауни Саванны. Последний был лучше, с грустью отметила она. – Просто ощущения от него особенные.
– Может, это от избытка брауни, – произнес Трой.
Отец хмыкнул, и Трой порадовался за себя.
– Трой… – Джой предостерегающе приложила палец к губам и покосилась на Эми.
– Мам, не надо, я совсем не расстроилась из-за того, что Саванна приготовила брауни. Ради бога! – Эми запрокинула голову, прикончила остатки (второго) бокала красного вина и вытерла рукой губы, как маленький ребенок, допивший стакан молока, после чего окинула взглядом стол. Речь Эми начала становиться невнятной. – Все так думают? Что я расстроилась из-за брауни?
– Абсолютно, категорически нет. – Трой выпрямил спину и принял насмешливо-серьезный вид. – С чего бы нам думать, что ты расстроишься из-за брауни?
– Но я и правда не расстроена! – воскликнула Эми с очень несчастным видом. – И к тому же, Саванна, твои брауни очень вкусные. Сладость… совершенство! – Она поцеловала кончики пальцев. – Если бы мы ставили оценку этим брауни на работе, то назвали бы их, как у нас принято, героями дня.
– Эми зарабатывает на жизнь дегустацией еды, – объяснила Джой, надеясь сменить тему. Для нее оставалось загадкой, как удалось Эми задурить людям голову, чтобы они платили ей за то, что она ест. В «день пасты на работе» Эми не завтракала и не обедала. – Так что она знает, о чем говорит.
– Я думаю, твои брауни очень хорошие, – сказала Саванна и откусила крошечный кусочек. Она вообще ела как мышка. Тот первый вечер, когда она умяла остатки куриной запеканки и два банана, прошел, видимо, в помрачении ума. – В них есть что пожевать, не то что в моих. Я передержала свои в духовке.
– Спасибо, Саванна. Но что бы ты ни думала, полагаясь на мнение моих родных, моя самооценка не базируется на способности печь брауни, – ответила Эми. – Вы все, похоже, считаете, что у меня взрослости как у четырехлетнего ребенка.
– Вообще-то, в четыре года ты была довольно взрослой, – заметила Джой. – Когда ты пошла в садик, воспитательница говорила, что ты необыкновенный ребенок.
– Погоди, я думала, это про меня, – сказала Бруки. – Разве не я была необыкновенным ребенком?
Джой попыталась вспомнить. О боже!
– Да, это могла быть ты, – призналась она. – Но Эми тоже была замечательной. Вы все были замечательные.
Трой с усмешкой качнулся на стуле – с детства все пытались отучить его от этой привычки. Теперь он мужчина. Если он хотел сломать себе шею, Джой не возражала, не ей с ним возиться!
– Перестань качаться на стуле – Трой, ради бога! – рыкнула она, потому что ей все-таки придется возиться с ним, не важно, сколько ему лет, и он будет ужасным пациентом.
Трой прекратил:
– Извини, мама.
– Разве меня не выгнали из садика? – спросила Эми. – Потому что я без конца плакала. И, глядя на меня, остальные дети тоже начинали.
Это тоже была правда. Тревога из-за отрыва от родных – первый ярлык, навешенный на старшую дочь Джой, первый из многих, которые прилепляли к ней впоследствии, но Джой не испытала дурных предчувствий, получив тот, первый. Она ощутила глупую гордость: моя девочка не может вынести разлуки со мной! Вот как она меня любит! Эми цеплялась за нее, как коала, прижимаясь лицом к плечу.
– Я радовалась, что ты дома со мной, – сказала Джой и, обращаясь к Саванне, добавила: – Когда Эми было три года, она семенила по корту и подбирала мячи, пока я давала урок. Ей очень хотелось тоже участвовать в занятии.
– Это, наверное, выглядело очень мило, – одобрительно произнесла Саванна. Она всегда так интересовалась семьей Джой. Это было приятно.
– Помнишь, как она впервые взяла в руки ракетку, – обратился Стэн к Джой. – Ракетка была выше ее.
– Она играла лучше, чем дети вдвое старше, – отозвалась Джой.
– Они все четверо были лучше, чем дети вдвое старше, – сказал Стэн.
– Вау! – протянула Саванна. – Столько талантов в одной семье.
Никто не шелохнулся и ничего не ответил, но Джой почувствовала, как изменилась атмосфера в комнате: будто настроение у всех комом скатилось вниз с горы или все хором вздохнули. Словно ее дети были надувными игрушками и из них потихоньку выходил воздух. Что с ними не так?
– Я ничего не знаю о теннисе, но думаю, вы все… играли, я не знаю, на турнирах или еще где? – Саванна отщипнула пальцами кусочек от брауни Эми и положила его на язык.
– Они все в какой-то момент входили в пятерку лучших игроков страны, – сказал Стэн.
– Потрясающе! – восхитилась Саванна.
– Среди юниоров, – поправила отца Бруки. – В пятерку лучших юниоров.
– И все же, – произнесла Саванна.
– Но ни один из нас не пошел дальше, – бросила Эми. – Мы не добрались до вершин.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Джой. – Вы все были очень хороши!
Она была удивлена и разочарована окатившей ее волной раздражения, смывшей восхитительное ощущение благополучия, в котором она пребывала с самого утра. Досада проявилась на физическом уровне: у нее запылало лицо.
Эми снисходительно приподняла бровь:
– Я имею в виду именно это, мама, мы не добрались до вершин. Все были достаточно близки, чтобы ты подумала, что это случится, а потом один за другим разбились и сгорели.
Фактически это было верно. На самом деле Эми обрисовала ситуацию до боли точно, но не стоило произносить эти слова таким тяжелым, горьким тоном. Джой и Стэн никогда не показывали детям своего разочарования, только гордость. В разочаровании они по-настоящему не признавались даже друг другу.
Джой помнила их поездку на Уимблдон в прошлом году. Первую. Мечту всей жизни. У них головы кружились от радостных ожиданий. Это была цель их долгого путешествия: не увидеть Букингемский дворец или Тауэр, не покататься на колесе обозрения Лондонский глаз за бешеные деньги. Целью их поездки был Уимблдон. После стольких лет в теннисе у них наконец появились время и деньги, и они оказались там. Дети и друзья отправляли им эсэмэски: «Пришлите нам фотографии!»
Джой точно знала, в какой момент Стэна поразила мысль: им не нужно было сюда приезжать в роли обычных поклонников тенниса, простых людей, потому что он никогда по-настоящему не верил, что они обычные, когда речь шла о теннисе. Если он не смог сам выступить на Уимблдоне, то должен быть там в качестве тренера одного из своих детей, а если не детей, тогда кого-то из учеников, а если не то и не другое, то ему лучше наблюдать за всем этим, сидя в кресле у себя дома с собакой у ног и жуя крекеры с перцем чили и со сливочным сыром.