Безумные русские ученые. Беспощадная наука со смыслом - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Жаринов cтр.№ 90

И таким довольно простым способом ваше собственное самосознание, а значит, и до некоторой степени вы сами тоже перекочуете в новую, еще более совершенную оболочку. Кстати, это поможет сделать мое «я», мое самосознание, практически бессмертным».

На наш взгляд, это очень показательное интервью и показательно оно именно своей мечтательностью, своим наивным стремлением к бессмертию с помощью компьютера. Возражение первое. Сознание В.М. Глушков сводит исключительно к деятельности разума. Повторяя вслед за Декартом тезис: «Я мыслю, значит, я существую», кибернетик-мечтатель полностью, например, отрицает понятие бессознательного и коллективного бессознательного. А это факт, с которым бессмысленно спорить, а то в противном случае человек упрощается до предела и сводится к простым мыслительным алгоритмам. А как же насчёт его «мифологической отчуждённости», такого механизма психики, который каждую минуту порождает миф, а миф, как известно, существует вне рацио, у него, согласно Голосовкеру, есть своя, нерациональная логика. Разве у компьютера может быть нечто иррациональное, бессознательное, например? И затем, согласно профессору Черниговской, нейронные связи нашего мозга столь обширны, что их невозможно сосчитать, а, главное, они находятся в непрерывном процессе создания всё новых и новых связей, которые вряд ли можно все просчитать. Здесь начнёт действовать закон энтропии, по Винеру.

В своей знаменитой книге «За пределами мозга» Станислав Гроф, в частности пишет: «В материалистической психологии доступ к любой новой информации возможен только по прямому сенсорному каналу при помощи перестановки старых данных или совмещения их с новыми. Даже такие явления, как разум, искусство, религия, этика и наука сама по себе, в механистической науке объясняются как продукты материальных процессов в мозге. Вероятность того, что человеческая разумность развилась из химического ила первобытного океана благодаря всего-навсего случайной последовательности механических процессов, кто-то недавно очень удачно сравнил с вероятностью того, что ураган, пронесшийся сквозь гигантскую помойку, случайно соберет «Боинг-747». И в этом невероятном допущении заложено метафизическое положение, недоказуемое существующими научными методами. Весьма далекое от научного образца информационного процесса (как яростно утверждают его сторонники), оно при современном состоянии знаний вряд ли представляет собой большее, чем один из ведущих мифов науки.

Десятилетиями механистическая наука упражнялась в защите своих систем убеждений, обзывая любое серьезное отклонение от перцептуального и концептуального соответствия ньютоно-картезианской модели «психозом», а все исследования, накапливающие несовместимые с ней данные «плохой наукой». И, судя по всему, самый непосредственный вред эта стратегия нанесла теории и практике психиатрии. Современная психиатрическая теория не способна адекватно учесть широкий диапазон явлений, выходящих за рамки биографических реалий бессознательного, таких как перинатальные и трансперсональные переживания, детально обсуждаемые на страницах этой книги.

Поскольку для подлинного понимания почти всех проблем, с которыми имеет дело психиатрия, глубокое знание трансбиографических областей опыта ничем не заменимо, эта ситуация имеет серьезные последствия. В частности, более глубокое понимание психотических процессов фактически невозможно без признания «трансперсональных измерений души». Что значит трансперсональное измерение души? Для Глушкова, учёного-материалиста, советского академика, – это мракобесие и мистика, но для современного психиатра – обычная практика. Вот здесь и даёт о себе знать излишний энтузиазм советских кибернетиков, которые в основном по-декартовски понимали проблему сознания. Как утверждал С. Капица: «Очень многое в нашем поведении и суждениях основано именно на линейной модели мира. В большинстве случаев она работает и служит прекрасным инструментом нашего сознания – от оценки погоды на следующий день до поведения машины при повороте или обгоне. Однако надо помнить, что линейная модель всегда ограниченна, для нее всегда есть порог – жесткий, как хрупкость стекла, или невыраженный, как при растяжении резины. Рассматривая линейный подход, мы увидели, что есть предел, за которым наступает качественно новая область – нелинейный мир. Он намного разнообразнее линейного, и для объяснения нелинейных явлений надо искать новые образы и интеллектуальные модели.

С понятием линейности связаны и прочно укоренились в нашем сознании причинно-следственные отношения. Причиной деформации пружины является действующая сила. При управлении машиной малыми усилиями руля обеспечивается устойчивое движение по заданному пути на основе линейных прогнозов движения автомобиля. Такие линейные прогнозы мы все склонны делать, и для этого есть глубокие психологические причины».

Но в линейной системе развития неожиданно преодолевается порог развития, происходят внезапные бифуркации, переходы в новое состояние, после чего наступает следующая стадия эволюции, пока развитие не приведет к новому порогу и переходу в новое состояние. В этом состоит сценарий развития сложной системы, каким он представляется в образах нелинейной механики. Человеческое сознание, на управление которым и «покушается» кибернетика, и является воплощением такого нелинейного мира, где всё неоднозначно и где порядок переходит в хаос, а хаос вновь возвращается к порядку. И тогда вполне могут быть оправданы опасения профессора Т.В. Черниговской относительно того, что наше излишнее увлечение «искусственным интеллектом» может сказаться негативно на всём развитии цивилизации. По её мнению, благодаря развитию искусственного интеллекта, «мир перестал быть человекомерным». Это может привести к изменению самой природы человека.

Татьяна Черниговская, в частности, пишет: «Человеческий мозг представляет собой сложнейшую нейронную сеть. Вот лишь некоторые цифры: в мозге примерно 100 миллиардов нейронов, у каждого из них может быть от 50 до 100 тысяч соединений. А если все нейроны мозга связать в одну нить, то ее длина будет равна семи полетам на Луну и обратно. Речь идет об астрономических величинах, и все это помещается внутри черепной коробки. В голове каждого из нас находится целая вселенная.

Проблема в том, что вселенные внутри человеческого мозга не укладываются в общую физическую картину мира. По словам физика Роджера Пенроуза, это означает, что современная биология, нейронаука и физика не могут объяснить, как на самом деле работает сознание. Эта проблема делит ученых на две группы. Одни пытаются все-таки «впихнуть» сложные когнитивные процессы в существующую картину мира, но пока у них плохо получается. Другие готовят человечество к парадигмальному скачку, который приведет к абсолютно новым теориям физики и изменит наше понимание действительности, но в таком случае мы должны будем признать, что сейчас представление науки о вселенной ложно – а к такому готовы далеко не все.

Как только ученые обозначили проблему сознания, началась жестокая гонка за поиск ее решения. Ежедневно в мире выходит по 50 статей в каждой из областей нейронауки. На исследования мозга тратят миллиарды долларов. В этой гонке участвуют лучшие университеты, мозговые центры, представители бизнеса. Несмотря на все это, мне до сих пор приходится слышать от исследователей из «Сколково» следующее: расскажите нам, как работает мозг, а мы воссоздадим его в силиконе. Но реальность намного более сурова, чем думают сколковские ученые. В ближайшие 100, а то и 200 лет мы вряд ли найдем ответ на их вопрос. Внутри человеческого мозга мы наблюдаем, по крайней мере, два феномена, которые двигают человечество вперед. Первый – интуиция. Именно она играет первостепенную роль в научных открытиях и изобретениях. Эйнштейн говорил, что интуиция – это священный дар, а разум – его покорный слуга. Второй феномен – воображение. Оно важнее знания, потому что, в отличие от знания, воображение не имеет границ. Интуиция и воображение могут вывести человека за пределы известной территории. Современный искусственный интеллект этого лишен. Суперкомпьютеры не совершили ни одного открытия – они попросту не умеют этого делать.