Альбигойские войны 1208—1216 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Николай Осокин cтр.№ 50

Монфор же, как опытный полководец, встал в арьергарде своей армии, дабы контролировать ход боя. Впереди крестоносных знамен носился Верль д’Энконтр, в центре командовал изменник Букхард де Марли.

Вот подан сигнал, и альбигойцы, предводимые графом де Фуа, уверенные в многочисленности своих войск, заранее рассчитывавшие на успех боя, атаковали французов; за ними неслись каталонцы. С привычным искусством встретили крестоносцы этот налет и отразили его. Граф де Фуа повторил атаку, но крестоносцы, точно испуганные, не допустили его до рядов, повернули коней и понеслись назад в предместья Мюре. По тесным улицам города они выехали в поле и помчались в тыл атакующим. Прежде чем альбигойцы въехали в предместье, они были уже отрезаны. Сперва де Фуа не мог понять, кто и откуда сражается с ним. «Как пыль, гонимая ветром на широких полянах», рассеялись крайние ряды альбигойцев от стремительного удара крестоносцев, налетавших с флангов. Смешение началось и между альбигойцами, которые скоро были вытеснены из предместья; победители, преследуя их, помчались к арагонскому центру, где по знамени можно было приметить короля.

Здесь их встретило сильное сопротивление. Началась беспощадная сеча. Гром оружия, стук и шум ударов был столь же силен, рассказывает летописец, слышавший об этом бое от очевидцев, как шум, производимый падением целого леса под ударами множества топоров ^[149].

Сопротивление альбигойцев и арагонцев было отчаянным; прорвать неприятельский центр крестоносцы не могли, но де Марли успел произвести смятение на левом крыле. Король примчался на поддержку своим, он хотел сомкнуть разорванные ряды; началась борьба насмерть. Сражающиеся знали, что от этого момента зависят успех и слава битвы, а может быть, и судьба крестового похода. Под стук мечей и ржание коней раздавались крики: «Aragon, Toulouse, Foiz, Comminges!»; девизом их противников было страшное слово «Montforte». Скоро все перемешалось. Бились один на один, не думая о товарищах. Облака пыли не позволяли различать предметов и сражающихся.

В густых толпах арагонцев, которые спешили поддержать своих, виднелась статная фигура воина в золотых доспехах, с позолоченным щитом; на шлеме его сверкала корона из драгоценных камней. По всему вероятно, думали французы, это был король. Два рыцаря, Ален де Руси и Флоран де Билль, давно прорывались к нему, одолевая все препятствия. Ударом палицы мнимый король был вышиблен из седла. Легкая победа и упавший шлем вывели рыцарей из заблуждения. Дон Педро был близко: он искал Монфора, но не находил его между сражающимися. Увидав своего друга в опасности, он поспешил ему на выручку.

– Король перед вами! – воскликнул он, поднимая забрало и вызывая противников. Но, попав в самое жаркое место боя, он со свитой был увлечен в сторону.

Два рыцаря между тем не переставали следить за ним. Лишь только свита его отделилась, несколько всадников с опущенными забралами приблизились к нему. Между ними были Руси и де Билль. Король не смутился перед столькими мечами, занесенными над его головой. Скоро центр боя оказался в этом месте. Сюда съехались храбрейшие французы и славнейшие арагонцы. Король отбивался спокойно и удачно; броня его была непробиваема. Он изрубил нескольких человек, но в самую решительную минуту, когда удары ожесточенных врагов стали учащаться, меч и истомленные силы короля отказались служить ему; секира выпала из его рук. Острием меча хотел он заколоть де Билля, однако Руси положил его насмерть. Король упал на трупы крестоносцев. Знатнейшие арагонцы дрались за своего короля, давно лишались они товарищей; теперь остальные дрались из-за его трупа.

Смятение начало распространяться между альбигойцами еще с той минуты, как пронесся слух, что всадник с короной опрокинут. Не все в армии знали, что дон Педро переодет, и альбигойцы не могли утешать себя этою мыслью. Когда погиб король и когда вокруг его трупа пали храбрейшие рыцари, думавшие защитить его, альбигойская армия была поражена. Раймонд Тулузский и Роже де Фуа оказались неспособны оживить дух войска.

Они скрылись, за ними бросилась бежать вся альбигойская армия. Всякий спешил спастись, никто не защищался. Французы ожесточились до того, что альбигойцы, оставшиеся в живых, приписывали свое спасение чуду. Арагонцы, тулузцы, каталонцы, рыцари пиренейских графcтв представляли пеструю смесь бегущих ^[150].

В Тулузе с нетерпением считали каждую минуту; галеры и лодки стояли на Гаронне. Те, которые были догадливее, укладывали на них свое имущество. Вот беглецы стали показываться – и в городе начались плач, стоны, ужас.

Между тем тулузская пехота, отделенная от остальной армии, делала напрасные попытки овладеть замком Мюре. Два штурма было отбито, и тулузцы готовились к третьему. Тогда епископ Фулькон из-за крепостных стен стал увещевать свою бывшую паству обратиться ко Христу, для чего прислал свою епитрахиль. Еретики отослали ее назад, исколов копьями. Третий приступ был также отражен. Вдруг прискакали гонцы с роковой вестью о поражении, а следом за ними показались конные отряды крестоносцев. Альбигойская пехота в паническом страхе пустилась бежать без оглядки, минуя город.

Многие в отчаянии думали найти спасение только за Гаронной и, не дожидаясь переправы, хотели теперь же переплыть реку, большая часть таких смельчаков утонули. Едва удалось восстановить некоторый порядок и начать переправу на судах. Но всякий порядок исчез, когда подоспели крестоносцы. Остатки армии сдались в плен. Немногие успели достигнуть благополучно стен столицы.

Во время сражения сам Монфор едва избежал опасности. Какой-то арагонский рыцарь нанес ему такой тяжелый удар, что чуть не вышиб из седла. В то же мгновение один альбигоец рассек его шлем, но секира не задела голову. Какая титаническая сила была у этого человека, видно из того, что Монфор, отбиваясь мечом, зажатым в правой руке, латной перчаткой левой раздробил челюсть нападавшего альбигойца ^[151]. Вождь показался во главе крестоносцев, когда победа уже была решена. Лагерь и обоз тулузский остались на поле сражения. То была не победа, а разгром. Монфор отдал неприятельский лагерь на разграбление пилигримам.

Наступила ночь. В Тулузе царило зловещее молчание. Кто не находил возможности бегства, заперся в доме, будто боясь движением указать на присутствие жизни. Между тулузцами не было никого, кто не потерял бы в этот день друга или родственника. Ни Раймонда, ни его верных друзей не было видно. Но вот группа всадников, обрызганных кровью, остановилась у капитула. Консулы, с важностью сановников великой общины, не прекращали даже в эти страшные часы своих заседаний. В залу капитула вошел Раймонд, его сопровождали графы де Фуа и Комминга. Раймонд был в слезах. Он переживал страшные минуты. Ему было совестно перед этими почтенными людьми, повелителями этого города, который он привел к гибели своими обещаниями, своей опрометчивостью. Теперь оставалось проститься со всеми мечтами, и, собрав все присутствие духа, граф произнес роковое слово: