Озадаченный, я пошел объясняться к Петрову, он удивился, нахмурился и обещал переговорить наверху, а мне для поднятия духа, отлучившись к сейфу, выдал в конверте пять «единичек», которые я тут же передал Инне, постоянно нывшей, что денег нет.
– А где же пятьдесят «единичек»?
– Ах, Юрий Михайлович, вы не представляете себе, как все дорого!
Округ поменять мне, конечно, не разрешили, но обещали всяческую поддержку и успокоили: Явлинский многих раздражает своим занудством и стонами по поводу «500 дней», поэтому у «яблочницы» шансы невелики. Поддержку я почувствовал сразу: «реалисты» молнией издали мою книжку публицистики «От империи лжи – к республике вранья», и она в качестве агитационной брошюры разлетелась, как горячие пирожки. Далее, меня позвали на групповое фотографирование кандидатов с Лужковым. Снимок затем был опубликован в тиражной столичной газете и стал как бы указанием районным органам власти, кого именно поддерживать в выборной кампании. Каждый округ на этой фотосессии был представлен одним соискателем, и только от 196-го допустили двоих. Увидев меня, Гаванская, обычно карамельно-приветливая, исказилась лицом, достала мобильник и стала кому-то жаловаться в трубку. Затем мне позвонили и позвали на беседу с главой Северо-Западного округа. Штаб ликовал: от местной администрации зависело многое, без ее благоволения проводить встречи с избирателями было затруднительно: то нет свободного помещения, то электричества, а то вдруг пожарная инспекция заартачилась… Встречу назначили на 9.00. Я прибыл вовремя и постарался очаровать окружного вождя, который знал нашего Петрова и с симпатией относился к «реалистам», а когда я сообщил, что отчество моего папы тоже Тимофеевич, он, кажется, проникся ко мне отеческими чувствами и обещал безоговорочную поддержку. Руководители штаба появились, когда беседа заканчивалась. У них был вид проспавших любовников.
Зато они вызвали из Америки крупного специалиста по предвыборным программам – недоучившегося одессита Сеню, Бориного дружка, и тот объявил: нашим агитационным гвоздем должна, без всякого сомнения, стать логистика – словечко в ту пору новое и загадочное. Что это такое, Сеня устно объяснить не сумел. Я попросил изложить письменно. Через неделю (каждый день его пребывания в столице щедро оплачивался из моего избирательного фонда) он принес две странички какого-то бреда про революцию в деле регулирования дорожного движения с помощью умных светофоров. Я послал его в Америку через Одессу и отправился к Ивану Ивановичу с требованием выгнать самозваных политтехнологов к чертовой матери, чтобы взять новых, нормальных. В ответ он лишь скорбно надломил брови: контракт, подписанный с парочкой, исключал досрочное расторжение, точнее, предполагал выплату чудовищной неустойки. Что-что, а в искусстве подсунуть работодателям жульнический договор они в самом деле оказались профи.
Выручил реалист Григорий Чернейко, он порекомендовал толкового доцента, бывшего преподавателя научного коммунизма, и тот за умеренную плату быстро слепил мне программу, которую отпечатали в таком количестве, что по окончании кампании в нашем штабе остались штабеля непочатых пачек, а ведь мы щедро раздавали буклеты на каждой встрече, загружали ими доверенных лиц, подсовывали в подъезды… Эх, жаль к тому времени за сдачу макулатуры никого уже не одаривали книжными дефицитами.
6. Между КПРФ и «Яблоком»
14 ноября началась собственно гонка. Вот передо мной пожелтевшая газета «Сезам» (Северо-Запад Москвы). С фотографии бодро смотрит молодой энергичный кандидат. Приложив к уху телефонную трубку с антенной, он (то есть я) отвечает на строгие вопросы избирателей.
Владимирцева Наталья, врач, ул. Черняховского, д. 14:
– Юрий Михайлович, мы с вами ровесники, и поэтому я, конечно, хорошо знаю ваши книги, в 80-х годах, когда ваши повести появились в «Юности», мы бурно их обсуждали. Нужно ли вам, писателю, идти в Думу?
– Нужно. Писатель у нас в России и без мандата всегда ощущал себя в некотором роде депутатом. Мне уже много лет пишут, звонят, просят помочь в самых разных ситуациях… Помогаю по мере сил. Но в последнее время на «писательский запрос» власть реагирует все реже и реже. Если стану депутатом, реагировать будут…
Зырянов Владимир Михайлович, военнослужащий, Хорошевское шоссе, д. 52:
– Из армии я уволился по выслуге лет – служил на Севере. Сейчас оформляю общегражданский паспорт, а это несколько месяцев… Пока у меня его не будет, пенсию я не получу. Выходит, Отечество можно защищать и с удостоверением личности, а пенсию получать только по предъявлении паспорта?
– По-моему, тут явная недоработка в законодательстве. Вроде бы теперь в парламенте одни юристы заседают, а неразберихи стало еще больше. Проконсультируюсь по вашему вопросу со специалистами и помогу конкретно.
Открою тайну: оба вопрошающих избирателя – мои добрые знакомые. С Натальей Владимирцевой мы дружили со студенчества до самой ее трагической гибели. А капитан первого ранга Зырянов был моим соседом по лестничной площадке. Недавно его сын Костя, ставший банкиром, заезжал ко мне в Переделкино, чтобы рассказать о своей бурной личной жизни. Так что никаких «мертвых душ» в нашем избирательном процессе не водилось, все по-честному. Таких прямых линий, статей и интервью я опубликовал за месяц не менее двух десятков, причем не только в местной, но и в центральной прессе, чем мои соперники похвастать не могли. В дебатах на местном телевидении я тоже одерживал верх, имея немалый эфирный опыт. Кроме того, я ежедневно по нескольку раз встречался с избирателями в вузах, на предприятиях, в НИИ, воинских частях, больницах, управах, библиотеках, «красных уголках»… По самым скромным подсчетам, я провел больше сотни встреч и домой приползал похожим на лимон, выжатый кузнечным прессом. Люди принимали меня хорошо, узнавали, слушали, расспрашивали о творческих планах, верили моим обещаниям. Исключение составляли коллективы, где руководство явно симпатизировало «Яблоку» Явлинского, а значит, и Гаванской. В одной больнице меня ожидал довольно холодный прием и ехидный вопрос главного врача, почему я состою в реакционном Союзе писателей России, а не в прогрессивном «Апреле»? Я, как мог, ответил… Потом ко мне потихоньку подошла докторша – я узнал в ней молодую жену моего приятеля-уролога:
– Юр, привет! А Лев Соломонович сказал, у нас сегодня черносотенец в гостях будет. Разве ты черносотенец?
– Вроде бы нет…
Кстати, черносотенцы (члены Союза русского народа) в начале ХХ века представляли собой самое массовое политическое движение. Они активно боролись с надвигавшейся на Российскую империю смутой, но проиграли, преданные царем, и были почти поголовно истреблены большевиками после революции, так как в отличие от эсеров, меньшевиков, кадетов, октябристов и прочих в эмиграцию не уехали, не мысля себя без России. Лидер «черносотенцев» детский доктор Дубровин был без суда расстрелян в 1919 году в Петрограде. Впрочем, знаменитого исторического живописца Виктора Васнецова, тоже состоявшего в Союзе русского народа, не тронули. Сыновей Дубровина тоже, кстати, не покарали. И на том спасибо! Но вот что интересно: наши либералы, считая Октябрьский переворот преступлением и добиваясь «нюрнбергского процесса» над советской властью, продолжают, тем не менее, ненавидеть «черносотенцев» – главных борцов с «великими потрясениями», хотя логичнее ставить памятники этим мученикам, ведь именно они, а не «враги народа» образца 1937 года, стали первыми жертвами «красного колеса».