Мохтар позвонил Эндрю.
– Ты хочешь плыть из Мохи? – переспросил тот.
– Доберемся до Джибути, оттуда самолетом в Аддис, – сказал Мохтар.
На сей раз Эндрю согласился. Поездка в Аден его не прельщала: Аден – зона активных боевых действий, и вдобавок Эндрю цеплялся за надежду, что подвернется более здравое решение – аэропорт откроют, например. Но аэропорт не открыли, а конференция в Сиэтле уже на носу. Конференция обеспечивала Эндрю львиную долю годичных продаж «Райян». Пропустить конференцию нельзя.
Мохтар позвонил в американское посольство в Джибути – ничего не ждал, но трубку снял живой человек. А вот гипотетически, спросил Мохтар, если два американца найдут способ пересечь Красное море и добраться до Джибути по воде, их примут в посольстве США, помогут вернуться в Америку?
Сотрудница посольства, дружелюбная женщина, чей прагматизм вселял бодрость духа, подтвердила, что так все и будет.
– Нас не отправят в лагерь беженцев какой-нибудь? – спросил Мохтар.
– Нет-нет, – ответила женщина. – Если доберетесь – поможем чем сможем.
Мохтар и Эндрю решили, что поедут в пятницу, после джума-намаза. Решили, что в священный для мусульман день насилия должно быть поменьше.
Ахмед снова согласился поехать – а ведь еле выбрался живым из Адена всего два дня назад. Мохтар был тронут и благодарен. Еще неделю назад он этого Ахмеда толком и не знал, а теперь Ахмед снова рискует жизнью – и ради чего? Ради Мохтара, Эндрю и кофе?
– Все будет хорошо, – сказал ему Мохтар.
Через друзей в Сане он связался с неким Махмудом – тот знал расписание судов из Мохи. Махмуд заверил, что все устроил: их возьмут на борт и из Мохи вывезут.
– Никаких проблем, – сказал Махмуд.
Утром Ахмед явился к Мохтару на пикапе. Мохтар забросил чемоданы в кузов. Они заехали за Али и Эндрю. Эндрю спустился, одетый к пятничной молитве, надушенный одеколоном, с пятью чемоданами кофейных зерен и корзинкой кексов Дженнифер. Они тронулись в путь, и Эндрю показал Мохтару с Ахмедом видео на телефоне, свою дочь Райян – нарекли ее в честь кофейной фабрики. Девочке было два года, и на видео она рассуждала про клубнику.
– Вот обязательно надо было? – спросил Мохтар.
Он не хотел по дороге в Моху думать о дочери Эндрю. Хотел думать о прозаических вещах. Сиэтл. Кофейные зерна.
«До свидания, Сана», – думал Мохтар. Конечно, когда он вернется – невесть когда, – Сана никуда не денется, но не исключено, что город снова изменится до неузнаваемости. Не предугадаешь, как поступят саудовцы, как поступят хуситы. Йемен может превратиться в Сирию.
Они ехали на запад, через горы Хараз. Узкая дорога петляла, взбираясь на три тысячи метров над уровнем моря. Каждые десять-двадцать миль попадались блокпосты, но разговаривал Ахмед, и хуситы пропускали пикап без задержек.
Они добрались до Ходейды и свернули на шоссе, ведущее с севера на юг. За четыре часа дороги не столкнулись с препятствиями ни разу. Шоссе пролегало в двадцати милях от побережья, поперек высокогорного плато. В основном четырехполосное, блокпосты редки и работают споро. В Моху они прибыли под вечер.
Мохтар читал про Моху, назвал свою компанию в честь Мохи, история Мохи пленяла его годами. Но увидел он Моху впервые. Дорога в город была вся изрыта, вокруг теснились ветхие каменные дома – многие уже обезлюдели. Знаменитый порт некогда был одним из крупнейших в мире, но сейчас здесь осталось лишь тысяч пятнадцать обездоленных душ. Моха переживала трудные времена.
Во всем городе работала только одна гостиница. Внутри царил хаос. В гостиницу набились все, кто хотел выбраться из Йемена через Моху, – эфиопы, эритрейцы, сомалийцы. Портье за стойкой требовал за номера впятеро больше, чем обычно. Ну а куда деваться? Они уплатили и пошли в номер.
Мохтар позвонил Махмуду, и тот сказал, что пристроит их на завтрашний рейс. В гостиницу Махмуд приехал через час и подтвердил, что они могут сесть на сомалийское грузовое судно, которое обычно возило в Моху скот, однако нынче переоборудовано и вывозит из Йемена людей. Завтра, сказал Махмуд, – или, может, в воскресенье, поправился он, – судно возьмет на борт сто пятьдесят человек и несколько тонн лука. Махмуд договорится, чтобы Мохтару и Эндрю нашлось место. Переход до Джибути – это часов пятнадцать или двадцать.
Эндрю встревожился. Завтрашний отъезд не гарантирован. Когда прибудут – непонятно. Расчеты не обещали ничего хорошего для обжарки. Если не уехать завтра, в субботу, на следующий день они не выберутся из Джибути, а значит, не попадут на вечерний десятичасовой рейс из Аддис-Абебы, а следовательно, прилетев в Штаты, не успеют обжарить кофе. После обжарки кофе нужно отдохнуть, иначе он не будет хорош, а если кофе не будет хорош, все это лишено смысла.
– Значит, выходим завтра, – сказал Мохтар.
Они поужинали в гостинице и рано вернулись в номер. Жуя кат, услышали, как к гостинице с ревом подкатили три дизельных автобуса. В окно увидели, как оттуда высадились десятки сомалийцев. Видимо, они завтра тоже будут на борту, заключил Мохтар. Все отчаянно рвались прочь из этого города.
– Можем с утра посмотреть мечеть аш-Шазили, – предложил Мохтар.
Он об этом думал весь день. Моха – духовная родина первого Монаха из Мохи, шейха Али ибн Омара аш-Шазили, человека, который первым сварил кофе, начал им торговать.
Эндрю посмотрел на Мохтара, как будто тот лишился ума:
– Мы не пойдем с утра в мечеть. Мы не в отпуске. Мы выметаемся отсюда.
Они проснулись на рассвете и позвонили Махмуду.
– У нас тут загвоздка, – сказал Махмуд, а остальное Мохтар уже понял и сам.
В Йемене ничего не бывает просто. Сказали, что посадят на судно? Это было только начало разговора. Нельзя просто купить билет и взойти на борт. Махмуд сообщил, что топлива нет и сегодня судно из порта не выйдет.
– А когда выйдет? – спросил Мохтар.
– Трудно сказать.
Мохтар поинтересовался, есть ли другие варианты. Махмуд обронил, что есть невеликий шанс нанять, как он выразился, скоростной катер. На катере до Джибути – часов пять-шесть, сказал он. Мохтар вообразил катер, на каких ходят карибские наркодельцы.
– Я поразведаю, – сказал Махмуд.
Мохтар понял, что это значит. У него есть время.