Контракт на ребёнка - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Кова cтр.№ 21

– Я хочу сходить…

– Зачем? – спрашиваю.

Я волнуюсь, что его большой крест, который он любит носить, еще и током его ударит. Я ведь замечала, что металлические вещи ведут себя в этом здании странно.

– Хочу поговорить со священником.

– Да? Хм… а зачем? – снова не понимаю.

– Как зачем? Хочу обговорить день свадьбы… – произносит он равнодушно и распахивает двери церкви.

Мы заходим внутрь, я сразу взмахиваю рукой крест, чтобы почтить Бога. Володя снисходительно улыбается.

– Я думал, ты не верующая… – он мне подмигивает.

– В таком месте невольно станешь верующей.

– И во что веришь?

– В то, что нам доподлинно ничего неизвестно! – вскидываю бровью.

– Верно говоришь! Даже миллионеры ничего не знают…

От этого и страшно! Можно предположить любую версию, даже самую фантастическую, все равно не получится проверить. Как говорят, люди скорее поверят в что-то экстраординарное, чем в обыденное. Вот поэтому верят в Великого Бога, создавшего землю. Впрочем, учитывая, что на земле идеальные условия для людей, иного объяснения и не представляется.

– Падре, доброго дня! – Володя подходит к священнику и говорит с ним на чистейшем итальянском.

– Доброго дня, фильо![1]

– Я хотел бы определить день, когда в лоне вашей прекрасной церкви мы можем с этой замечательной девушкой сочетаться браком.

Я с трудом понимаю Володю, он использует такие сложные обороты. За два года я средненько изучила итальянский.

– Замечательная новость! Я вас поздравляю. Нужно посмотреть календарь, но скорее всего через месяц мы могли бы провести обряд.

– Прекрасно! И я бы хотел сделать пожертвование… – Володя многозначительно улыбается.

– Конечно, вы можете это сделать… – падре указывает на два устройства для приема пожертвований. Одно для наличных. Другое для безналичных средств.

Володя вставляет карточку и делает перевод в несколько тысяч евро.

– Это чтобы церемония прошла на ура, – поясняет он мне, когда мы выходим из церкви.

– Ты никогда не думал, что церкви это какие-то энергетические установки? – я вдруг его спрашиваю.

– Я всегда понимал, что они не то, что нам подают… А так… что это, я даже не смогу сказать. То же самое схождение благодатного огня в Иерусалиме… это же какой-то технологический процесс. Так что да, вероятно церкви это энергетические установки.

– Я рада, что не у одной меня возникли такие мысли. Просто в России, когда я ходила в церковь возле дома, такого не было. Но здесь есть… Впрочем, то была современная церковь, которая построена не более десяти лет назад.

– Ну так в новых нет того, что было в старых… а ты… умная девчонка! – Володя восхищенно произнес. – Далеко не многие это замечают.

– Тогда почему ты дал пожертвования, ты же понимаешь, что скорее всего они не дойдут до конечных получателей… – произношу немного цинично.

– Покупаю индульгенции… – пожимает он плечами.

– Что?

– Не знаешь, что такое индульгенции?

– Знаю… откуп за грехи. Считаешь себя грешником?

– Я и есть грешник, как и любой другой человек в мире. Но я не плохой человек…

– Хм… ясно… – говорю сухо.

Мы вышагиваем к нашему семейному гнездышку, дому, где я прожила уже два года. Мне идет двадцать пятый год. И только недавно я стала чувствовать себя взрослой. До этого было все время чувство, что я молода, не опытна. А сейчас я повзрослела.

– У меня новости… – Володя заговорил перед входом в наше поместье.

– И какие?

– Дело на Настю завели.

– Серьезно? – удивляюсь я, ведь всего неделю назад он прибыл в Италию, каких-то надежд, что она скоро получит свое, не было. Была лишь крохотная надежда, что когда-то она получит по заслугам. А тут на тебе – на нее завели дело, отказывая в этом на протяжении двух лет.

Не важно, насколько серьезное ты совершил преступление. Если у тебя есть поддержка со стороны власть имущих – ты получишь индульгенцию, тебе спишут все грехи. Но стоит им потерять власть, так сразу другие набрасываются на тебя. Мир суров, но справедливость в нем все же есть! Есть всегда как минимум два полюса, которые постоянно ведут борьбу. В этот раз стал сильнее один, в следующий раз – другой. Никогда не бывает так, что кто-то при власти и силе всегда. Вот и Настенька получила свое. Точнее еще получит. Ведь заведенное уголовное дело еще не приговор. Володе много борьбы предстоит.

– Да, серьезно. Но я заниматься ей не буду, – вдруг огорашивает меня. – То есть я уже давал показания, если дело дойдет до суда, съезжу на заседание, но не более. Не хочу жизнь класть на борьбу с ней. У меня более позитивные планы.

– То есть ты все-таки верующий? – засмеялась.

– С чего это?

– Прощение. Бог велит прощать своих обидчиков, так как обида разрушает психическое и душевное равновесие, жизнь становится полной зла и страдания, если не прощаешь и не отпускаешь.

– Ты знаешь, в этом есть мудрость, но я к этому пришел сам. Когда держишь зло, сам себя разрушаешь. Нужно отпускать ситуации, во всяком случае не реагировать на них слишком эмоционально. И каждый получит по заслугам…

– Мудро!

– А то как же. Я у тебя мудрый… Все-таки уже сорок семь лет, – расширяет он глаза.

И правда! Сорок семь…

* * *

Через месяц

Суббота

Я волнуюсь. Все-таки не каждый день выходишь замуж. Это так странно. У нас уже и ребенок есть, и мы поняли, что любим друг друга, но все равно мы были не женаты.

Красивое белое платье без пышной юбки выгодно очерчивает мою фигуру, совсем не потерявшую форму после родов. Мне кажется, после родов моя фигура стала еще более женственной. В любом случае, это отметила не только я, Володя тоже меня похвалил.

Все бы ничего, только вот меня почему-то подташнивает. Наверное, это волнение. У меня бывает от волнения рвотный рефлекс, у многих он бывает на фоне нервов. Все же свадьба большое событие.

В комнату заходит моя мама.

– Дочка, ты совсем бледная! – она озабоченно на меня смотрит. – Может дать стакан воды.

– Эм… да, спасибо!

Матушка выходит, чтобы принести мне воды. А я смотрю на себя в зеркало. Неужели я беременна? Запах маминых сладких духов показался настолько противным, что у меня скривилось лицо. Начинаю рыться в тумбочке. Я в прошлую беременность купила десятки тестов, и у меня точно должен хотя бы один остаться.