— Но смотрятся они отлично, — честно сказала я.
— Это все обман… — Одной рукой Одри схватила меня за подбородок. — А теперь не двигайся.
Пока она накладывал тон мне на лицо, я не могла не вспомнить, как Эмили Сноу точно так же мазала меня тональником в летнем лагере. «Только посмотри, — ворковала она. — Прямо как модель».
По телу прошла дрожь.
— Не дергайся, иначе попаду тебе в глаз, — предупредила Одри. — Тогда сама будешь краситься.
— Прости.
— Втяни щеки.
Она взяла персиково-розовые румяна и пушистую кисть, а я послушно скривила лицо и закрыла глаза. Дальше в ход пошла пудра для контуринга, тени, подводка для глаз, накладные ресницы, тушь, карандаш и гель для бровей, хайлайтер, блеск для губ. После всего этого Одри занялась моими волосами: нанесла сыворотку, придающую блеск, и завила щипцами несколько прядей возле лица.
Затем сделала шаг назад и, хорошенько изучив меня, широко улыбнулась.
— Готово, смотрись! Ну как тебе?
Я с волнением подошла к зеркалу и раскрыла рот от удивления. Одри использовала столько всякой косметики, что я боялась стать похожей на разукрашенную участницу конкурса красоты. Однако я была самой собой, только лучше обычного, будто вся светилась изнутри.
— Ты просто волшебница! — прошептала я, удивленная едва заметными изменениями в лице.
— Классно, правда? — С радостным смехом она достала телефон и направила на меня камеру. Я инстинктивно отвернулась, прикрыв лицо рукой.
— Что ты делаешь?
— Хочу выложить результат своих трудов в Инсту, — ответила Одри, как будто это было вполне естественно. — Убери руку.
— Не надо.
— Хватит тебе, Кэт, ты что, и правда так боишься соцсетей? — с легким раздражением спросила она.
Точно таким же тоном она говорила со мной и в первый раз, когда я не разрешила ей выложить мою фотографию. Пока мы учились в колледже, Одри заполонила весь интернет нашими снимками, причем в то время, как она на них кокетливо улыбалась, я выглядела настоящей уродиной. А когда она отметила меня на фотке с девичника Жасмин, о чем мне пришло уведомление в Фейсбуке, я едва не подавилась розовым шампанским.
— Удали немедленно! — потребовала я. — В следующем месяце у меня собеседования в нескольких юридических фирмах. Им не нужны работники, которые носят колье из пенисов.
— Не волнуйся, Китти-Кэт. Они поймут, что это фотография с девичника и что ты не появишься в таком виде в суде.
— Юридические конторы очень консервативны, — не успокаивалась я. — Сейчас же удали!
Одри закатила глаза, но мою просьбу выполнила. После этого я убрала из своего профиля в Фейсбуке все лишнее и сделала его закрытым. Конечно, Одри и не думала мне навредить, она просто не понимала, почему я не хотела видеть эту фотку в интернете. Для меня же оставалась загадкой ее болезненная потребность делиться всеми подробностями жизни. Как объяснить человеку вроде Одри, что мне социальные сети напоминали школьную столовую — и там, и там ты всегда на виду и уязвима для нападок окружающих. Я не хочу, чтобы другие видели мое новое, полное надежды лицо.
— Не глупи. — Одри снова направила на меня камеру.
— Перестань! — крикнула я, и тревога в моем голосе удивила нас обеих.
Одри опустила телефон и обеспокоенно спросила:
— Да что с тобой?
Я судорожно вздохнула.
— Просто… Просто не хочу, чтобы надо мной смеялись.
— Ты что? — искренне удивилась Одри. — Кэт, никто не будет над тобой смеяться. Ты красотка.
Я покачала головой.
— Ты не поймешь. Да и с чего бы. Тебя-то все обожают.
— Обожают? Прикалываешься? Читала комментарии под моими постами в Инсте? А ты в курсе, что на форумах обсуждают, какая я самовлюбленная тупица? Сейчас покажу.
— Не надо, — остановила я ее. — Я все поняла. Вот только, Одри… Это другое. Подумаешь, кто-то придирается. У тебя ведь все равно тысячи подписчиков…
— Миллион, — поправила она.
— Вот именно. Миллион людей ловят каждое твое слово. Где бы ты ни появилась, они тобой восторгаются. Со мной все иначе. — Глубоко вдохнув, я направила взгляд в потолок, чтобы слезы не испортили макияж. — Мной никогда не восторгались.
— Кэт, у тебя куча друзей, которые сегодня ждут нас в баре на квизе.
Я посмотрела на нее.
— Пришлось приложить немало усилий, чтобы хоть с кем-то наладить отношения. Общение дается мне нелегко. И так всю жизнь, ты же знаешь.
— Кэт…
— Перестань притворяться, что это не так, Одри. — Я сунула в рот большой палец и прикусила его, чтобы боль помогла отвлечься от мучительных воспоминаний. — Забыла, как мы с тобой познакомились?
— Конечно, нет, а что?
Ощутив вкус крови, я убрала палец изо рта и сжала кулак.
— Признавайся, Одри, почему ты решила со мной подружиться?
— Кэт…
— Признавайся! Мы ведь обе помним, какой я была неуклюжей. Почему ты стала со мной дружить, когда никто другой не хотел?
Зеленовато-голубые глаза Одри дерзко блеснули.
— Ну, ты сама напросилась.
Я кивнула и приготовилась к худшему.
— В старших классах со мной училась девочка по имени Тара, — со вздохом начала Одри. — Она была… В общем, она была странной. Ходила с вечно грязной головой, одевалась в какое-то тряпье… Была совершенно некрутой, понимаешь? Над ней смеялся весь класс. А потом училка по биологии, мстительная стерва, которая терпеть меня не могла, назначила Тару моей напарницей по лабораторной. И я взбеленилась. Сейчас, рассказывая об этом, я чувствую себя настоящей сукой, но тогда я и правда думала, что хуже и быть ничего не может. Меня только и волновало, что кто-нибудь может заметить меня рядом в Тарой. В семнадцать мне казалось, что это разрушит мою жизнь. Так вот, Тара вела себя очень мило, а я… я ужасно к ней относилась. Почти не отвечала на ее вопросы, обзывала дурой. Да еще и начала распространять про нее всякие слухи: что она дитя инцеста, что не умеет читать.
У меня сжалось сердце. Я прекрасно понимала, каково это — быть на месте Тары. Я сама испытывала подобное чувство отчаяния, я была готова на что угодно, лишь бы избежать мучений.
— А потом… Тара стащила у матери флакон со снотворным и приняла все таблетки. — Одри заметила мое потрясенное выражение лица и поспешила добавить: — Сейчас у нее все хорошо, пару лет назад видела ее фотки в Фейсбуке. Она теперь руководитель какой-то технологической компании в Калифорнии. И все же после того случая я чувствовала себя ужасно.
— И не зря, — сказала я, ошеломленная историей.
— Знаю, уж поверь. Вот поэтому я и решила измениться. Я больше не хотела быть вредной девчонкой.