– О чем вы? – спросил я и поднял глаза. Смотреть я умею так, что люди при этом неуютно себя чувствуют.
Вот и этот Штирлиц глаза отвел очень быстро. Но все же ответил:
– Когда я вас видел в последний раз, вы были старшиной…
Оп-па! Вот это попадос! Неужели меня вот так запросто узнал какой-то председатель колхоза в Белоруссии?
– Не понял? – проговорил я, но лицо мое не дрогнуло.
– Извините, наверное, я не так начал… – вдруг смутился председатель. – В августе сорок первого, под Лидой, был освобожден лагерь для военнопленных. Один из лагерей, конечно. В нем был и я. А освободили меня партизаны под командованием старшины Зверева, Игоря Зверева… – Тут этот старый вояка махнул рукой и выдал: – Вы не просто похожи, вы и есть тот старшина!
– А чего ты орешь? – просто спросил я. – И что дальше?
– Если бы не вы, товарищ старшина, извините, товарищ капитан… – Он смутился и растерял весь свой пыл. – В общем, спасибо я хотел сказать.
Раскрыл он меня еще и потому, что я назвался своим именем, когда мы к нему пришли. Да еще, этот наблюдательный человек и Серегу помнил. А уж как увидел нас вместе, едва сдержался.
– Вы хоть и старше стали, но все такой же. Друг ваш вроде постарел, а вы почти не изменились. Лицо, конечно, уже не восемнадцатилетнего пацана, но то же самое.
– Извините, но вы все же…
– О, нет, не отнекивайтесь. У меня прекрасная память на лица, это были вы!
Ну, и чего с ним теперь делать? Ведь он тут по всему району сейчас раструбит…
– Понимаете, я сотрудник уголовного розыска. Если ваши догадки выйдут за эту дверь, то нам придется позже привлечь вас как пособника.
– Какого пособника? – аж сел от удивления председатель.
– Мы ищем убийцу. Я вам сейчас говорю уже слишком много. Если о нас узнает весь ваш район или вообще республика, это спугнет нашего преступника. Если это произойдёт, то он может столько бед наделать, что за них отвечать будете и вы тоже. Так что, уважаемый, не советую трепать языком. Я ясно высказался? – Будем надеяться, что хотя бы денек помолчит.
– Д-да, – кивнул и, заикаясь, ответил мужчина. – Я все понял, товарищ капитан, извините меня. Но я вовсе и не собирался кому-то о вас рассказывать, просто не нужно это мне. Поверьте!
– Верю, а потому вы сейчас мне расписку чиркнете, тогда и мои коллеги успокоятся. Хорошо?
Председателя пробил озноб, было видно, как трясутся руки. Еще бы, они тут все помнят конец тридцатых годов. Тогда можно было и за меньшее зеленку на лоб заработать.
Расписку мужчина написал, все как надо, мне даже и диктовать-то особо не пришлось, видимо, уже писал такие и раньше. Со всеми этими узнаваниями и расписками мы не заметили, как пролетели три часа. В реальность нас вернул только телефонный звонок.
– Алло, – я сам снял трубку, так как не думал, что звонят не мне. За все то время, что мы были у председателя, ему еще никто не звонил.
– Звонок из Москвы, частный, – услышал я в трубке, а спустя несколько секунд донесся голос Яши Робертсона. Слышимость была еще той, но все же говорить было можно.
– Я слушаю, кто у телефона?
– Один-девять-восемь-ноль…
– Три-девять, – отлично, опознание прошло.
– «Сверчок» сидит?
– А как же! Сергей как поставил, так и стоит, – тут, услыхав, что лезут в его огород, встрял Серега.
– Я ж все поставил, Игорь!
Председателя мы попросили выйти, так что разговаривали не отвлекаясь. Перед отъездом Серега поставил на телефон Яши устройство, блокирующее прослушку. Правда, оно только с одной стороны работает. Мои слова по телефону если захотят, то услышат, но я буду осторожен.
– Нашли следы, в контакт пока не вступили, идем по следу.
– Я понял. Что нужно от меня? – Яша мог не волноваться за подслушку. С его стороны как раз проблем нет, Яхон поставил такое оборудование, что абонента сейчас просто не слышно. Если в КГБ слушают каждый номер, то сейчас у них появился шум и треск помех, среди которых можно разобрать только голос. То есть услышат звук голоса, но ничего не разберут. Да и нет у них сейчас еще такой техники. Нас в Штатах не могли слушать, а там копы и федералы могли бы найти оборудование, путем взяток и угроз. А тут точно ничего подобного пока нет. Хотя и нельзя списывать со счетов Союз, люди здесь всегда были умными.
– Тут проблемка образовалась. Нужно как-то довести информацию до силовиков, местных, разумеется. Есть некто или нечто, которое убивает людей. Орудует в районе Волковыска, возможно, двигается в сторону Минска. Предположительно обладает огромной силой, очень большой рост. Описание должно быть у местных ментов, они свидетелей опрашивали. Я к чему это говорю, – сделал паузу я, – местные могут спустить на тормозах, уверен даже, что искать не будут, если сам не объявится. Тут нужны спецы, с серьезными полномочиями и оружием.
– Все так плохо?
– Похоже, да, – кивнул я своим мыслям. – Мы идем дальше, есть приметы нашего «клиента», попробуем найти.
– Все?
– Да, как там, в общем?
– Тихо, работаю с министерством торговли. Зубры еще те!
– Ну так, – усмехнулся я, – евреи не только в Америке есть.
– Как ты узнал? Хотя… Да уж, тут у них это выражено еще хлеще, чем в Штатах. Такие ушлые и жадные, что беда! Но договоримся. Ты уверен по пластмассе?
– Да, нужно внедрять это и на этом континенте. А то, что они сейчас используют, слишком дорого в производстве.
– Я все понял. Попробую решить проблему.
– Давай, конец связи.
Эх, жаль, что нельзя рацию использовать, а сотиков пока нет. В Штатах, ну, точнее теперь уже на Кубе, мы лет через пять, может – чуть больше, запустим некое подобие сотовой связи. А вот в Союзе… А рации у нас хорошие есть, только вот запеленгуют враз, бегай потом по всей стране от гэбэшников.
Хоть и потеряли много времени из-за этих переговоров, но в принципе, еще было достаточно рано для вечера. Выдвинулись дальше, по подсказкам пастуха, а того мы взяли в провожатые, направление теперь знали. Пастух уверенно утверждал, что знает, где заночует наш скиталец. Если, конечно, тот не будет идти всю ночь по незнакомой местности, а ляжет спать.
– Тут, недалеко, линия обороны проходила. Не укрепрайоны, конечно, но доты были. Вот в одном, лучше всех уцелевшем, он, скорее всего, и заховается. Есть там такой, сухой, закрыться можно, но…
– Что? – вопросительно поглядел я на старика-пастуха.
– Страшно там. Там наших в сорок первом заживо сожгли, когда немец пройти не мог. Подкрались черти и огнем их! Поэтому и коробка цела, все выжгли, сволочи!
– Ну, так уж сколько лет-то прошло… – удивился я.